Победителей не судят.

[Рингиллиан Эрде]

Вместо пролога. И все- таки он позвонил…

- Я в порядке, - раздраженно откликнулась Анжела на испуганные расспросы мужа. – Сейчас выйду.

Но, только она сделала шаг к двери туалета, как новый сильный спазм в желудке заставил женщину опрометью вернуться к унитазу. Выворачивало ее еще сильнее, чем в первую брачную ночь. Тогда Миллер увидела дряблый отвисший живот супруга, заплывшие волосатые ноги с варикозными венами и то, что у других называлось мужским достоинством. Поцелуй в щеку она еще стерпела, но с супружеским сексом вышел облом, потому что ее вырвало от отвращения к Саймону прямо на пол, едва любящий муж попытался ее обнять. Тогда она, попросив прощения, списала конфуз на недавние сильные стрессы, но эта ситуация стала повторяться из раза в раз, стоило ей оказаться с мужем в постели. Да что там постель, Анжела была вынуждена мчаться в туалет после простых объятий! Как, например, сегодня, когда избежать тесного контакта с супругом было невозможно. Этим вечером у них состоялся важный прием, а до него – интервью для нескольких крупных изданий и фотосессия с участием всех членов семьи. Народу собралось много, люди приехали даже из – за границы, разместились все, естественно, в доме у политика. Анжела почти три месяца морально подготавливала себя к предстоящим праздникам, специально составила очень плотный рабочий график, чтобы даже в Рождество и Новый год как можно реже бывать дома. Но ряда мероприятий, таких, как обязательная в семье мужа церемония обмена подарками, домашний бал и совместная поездка на очередной благотворительный прием, избежать она не могла. Как и отказаться от танцев в обнимку с Саймоном. Музыканты вдохновенно играли танго, хозяева и гости радостно кружились по залу. А Миллер в те минуты, когда приходилось крепко прижиматься к мужу, чувствуя и его реакцию на их близость, его похожий на подушку живот (не говоря уже о тошнотворном для нее запахе его парфюма), думала лишь о том, сколько времени ей удастся продержаться на этот раз. Вытерпеть смогла чуть больше часа, причем она вынуждена была не, просто танцевать, но еще и пробовать предлагаемые блюда. Из рук мужа. После семидесяти пяти минут подобного веселья Анжела, придумав срочный телефонный звонок, ушла на третий этаж, где располагались ее с Саймоном супружеские апартаменты, швырнула вечернюю сумочку в угол комнаты, скинула туфли на высоких каблуках и бросилась к туалету. Да, сегодня ей снова повезло: до унитаза добежать она успела. И сейчас Анжела Миллер содрогалась всем телом в ставших привычными приступах неукротимой рвоты, прекращавшейся лишь, когда желудок полностью пустел.

- Черт бы забрал эти праздники, - она с трудом встала и направилась к умывальнику.

Макияж, пусть и жаль потраченного времени, придется смывать, ибо Миллер случайно размазала стрелку на левом веке. Румяна тоже пострадали. Прическу, чуть растрепавшуюся, пока она танцевала, также следовало обновить.

Анжела вынула средство для удаления косметики, взяла спонж и уже начала водить им по лицу, снимая краску, когда в дверь супружеской спальни постучали. Громкий голос Пирса Ниванса (интересно, за каким лысым дьяволом Эшли Грехем вечно настаивает именно на его кандидатуре, едва речь зайдет об охране) хлестнул ее по ушам взрывной волной:

- Сенатор, пятнадцать минут.

Значит, всего четверть часа. Полежать после приступа она не успеет. Времени у нее осталось на душ, повторное нанесение грима и перемену наряда. Анжела вернулась в спальню, где ее муж все еще изображал истукана, аккуратно выскользнула из кремового атласного платья и снова ушла в ванную. На душ потратила три минуты, за следующие семь управилась с надеванием другого, черного шелкового ансамбля (платье в пол с глубоким декольте на груди и спине, дополненное палантином) и приведением лица в безупречный вид. Как ни противно было признавать, но сегодня придется наложить гораздо больше грима, чем позволяет ее положение. А также надеть купленные Саймоном драгоценности.

- Сделай мне одолжение, дорогой, - стараясь говорить ласковым тоном, попросила Миллер. – Подожди снаружи. Помощь мне не нужна.

- Ты уверена?

Анжела ответила мужу изничтожающим взглядом и уставилась на свое отражение, заканчивая макияж.

- Абсолютно. И скажи своей дочери, что сегодня она обязана поехать с нами. На этот раз я не потерплю ее капризов.

- Минни уже ждет.

Анжела гневно оглянулась:

- Она не переоделась?

- Прости, любимая, - муж виновато заморгал, - не успеет.

Анжела швырнула кисточку для румян на туалетный столик:

- Опять. Сколько раз можно говорить об одном и том же?! Хорошо, если твоей дочери безразлична я, она презирает собственных родителей, но хотя бы о своей репутации она могла подумать? Не обижайся, Саймон, сегодня твой маленький бастард смахивает на одну из проституток в «Братстве волка». Но она член семьи сенатора, и не имеет права разрешать себе подобные вольности.

Саймон жалобным голосом принялся оправдывать поступки дочери:

- Вечер тематический. Там же устраивают костюмированный бал, ничего страшного…

Мужчина.… Да другой отец, услышав в адрес своей единственной дочери эпитеты «бастард» и «шлюха», как минимум велел бы жене заткнуться и не лезть, куда ее не позвали. Или же, что однажды без колебаний сделал Леон Кеннеди, хорошенько рванул бы ее за волосы, грубо встряхнул, пригрозив удавить, если она еще раз посмеет раскрыть пасть на его дитя без команды. Саймон же… Господи, это не мужик, его она даже тряпкой назвать не смогла бы. Жалкая слякоть, бесхарактерное существо, тупое ничтожество,… Боже мой, и ЭТО она сама выбрала в мужья?!

- Твоя дочь – дочь члена Конгресса, и у нее есть особые обязательства. Впрочем, после праздников я девчонкой сама займусь.

- Не надо, - голос мужа упал до шепота. – Я не хочу, чтобы Минни опять сбежала к дяде Эвансу или уехала к своей матери. Я мечтал, что она теперь, когда моя мачеха… Анжела, прошу тебя…

- Спускаю тебе с рук в последний раз, понятно? Так и скажи своему бастарду. Или она ведет себя в соответствии со своим положением и выполняет долг, или.… Во всяком случае, одежду ей, если не изменит поведение, я стану покупать сама. Идем.

Супружеские покои они покинули с ослепительными улыбками, не первый год обманывавшими всех, кроме них двоих. Саймон вел жену под локоток, Анжела олицетворяла собой счастье и любезность, беззаботно болтая с падчерицей. Девчонка, что совсем не удивило Анжелу, начала ныть еще до отъезда на прием:

запись создана: 08.08.2015 в 23:36

@темы: Игры престолов, фанфики, Леон/ Ада, обитель зла

Comments

[Рингиллиан Эрде]

- Спасибо, что согласились помочь, мисс, - тепло поблагодарила Миллер, прежде чем идти на встречу с Даунингом. – Мне жаль, что вам придется задержаться, но дело, прошу вас проявить понимание, отлагательств не терпит.

Медсестра смерила собеседницу еще более злым взглядом и уткнулась в бумаги. Карла передернула плечами:

- Что ты с ней рассусоливаешь, Анж? Принеси – подай – пошла на хрен, - расхохоталась подруга. – С ними только так и надо обращаться. Я права, ей, ты!

Она обогнула стол и грубо схватила женщину за подбородок, принуждая свою жертву поднять голову.

- Не слышу! – грозно повторила Эванс. – Я права?! Ты оглохла?

Бедная девушка, едва шевеля губами, сказала, что Карла тут права. Эванс довольно хмыкнула:

- Да, и я всегда, во всем права. А ты не более чем тупая щель. Ясно?! Повтори мне, кто ты!

Девушка послушно сказала, что она именно тупая мокрая щелка, а ее начальница всегда и во всем права. Карла несильно хлопнула ее по лицу и велела работать, пока та не выполнит весь объем переводов. Уводя Анжелу, миссис Эванс еще раз напомнила, что перед тем, как уйти домой, следует испросить разрешения. Служащая, всхлипывая, покорно склонила голову. Наблюдая происходившую на ее глазах безобразную сцену, Миллер, наверное, в сотый раз обругала наглую паршивку Джулию, по чьей вине сейчас страдала эта медсестра. Переводы с иностранных языков в обязанности офис- менеджера не входят, надо же, в каких тонкостях мы разбираемся! Мерзавка, шлюха, дрянь… Ничего, придет еще твое время. Ты у меня пожалеешь обо всех своих отказах, проститутка генеральская. Сама будешь работу вымаливать, и в ноги кланяться, если тебе разрешат её сделать, сучка…

За этими злыми мыслями и смутными пока планами по усмирению много возомнившей о себе девчонки дорога в допросную зону пролетела незаметно. Анжела даже удивилась, когда такой же рабски вышколенный, как та медсестра, охранник, почтительно открыл для нее тяжелую дверь. Фредерик Даунинг, прикованный к стене двумя парами наручников, уже ждал.

Не знай, капитан Миллер, что перед нею именно «один из ведущих ученых «Уилл Фармы»», сочла бы приведенного в комнату мужчину глупой шуткой Карлы, и в школьные годы любившей злые и подлые розыгрыши.

- Фредерик Даунинг? – все же уточнила.

Тот, брезгливо поджав тонкие губы, снисходительно кивнул:

- Как видите, мэм.

В последнее слово Фредерик постарался вложить все презрение, что у него еще осталось. Обманчиво ласково спросил, как у нее дела. Услышав, что на жизнь Анжела Миллер не жалуется, изобразил вежливое удивление, ведь люди должны испытывать отвращение к родной сестре террориста, убившего полторы тысячи человек. Пришлось дать мерзавцу хорошую оплеуху:

- Леон Кеннеди сумел доказать, что в атаке на аэропорт и офис вашей компании виноват не мой брат. Некто, чья личность осталась, скажем, так, за кадром, сделал пластическую операцию, дабы превратиться в Кертиса.

Даунинг оглушительно захохотал и сказал ей, что она напоминает ему героя одного анекдота про ушлую бабушку и наивного таксиста:

- Вы всерьез, дорогая моя? Вашего брата подменили?! Что, правда, так вот взяли да и сотворили двойника?!

- Да, - оборвала неуместное веселье Анжела, - да, именно взяли и заменили. А мне сейчас от вас нужны ответы на мои вопросы. Меня интересует один человек. Вы вместе работали на «Амбреллу» и должны его знать.

Даунинг, откинувшись на спинку неудобного жесткого стула, тут же начал выдвигать ей условия. Он поделится сведениями, но за них придется платить. Этот наглец потребовал пусть и условного, но все же, досрочного освобождения.

- Вы же знаете, что у меня нет полномочий, - осадила ученого Миллер.

- Найдите того, у кого они имеются, - плюнул раздражением Даунинг. – Повторяю, информация в обмен на освобождение. И еще: разговаривать я буду только с… ха – ха – ха, оправдавшим вас агентом Кеннеди. Пошла вон.

От такой бесцеремонности Анжела опешила. Тихо спросила, сознает ли Фредерик, с кем он разговаривает. Бывший работник «Амбреллы» опять засмеялся, сказав, что беседует он с младшей сестрой террориста Кертиса Миллера. Гадливо улыбнулся, предложив ей вспомнить последние минуты жизни мутанта. А конкретно, его предсмертные слова, когда она стояла над пропастью, даже не помышляя о сопротивлении.

- Прежде, чем твой блондин обнял тебя, чтобы утащить подальше от свихнувшегося братика, - Даунинг откинул со лба седую прядь. – Кстати, не обольщайся на сей счет, милая моя родственница убийцы. Леону Кеннеди не нужна ни ты, ни твои роскошные сиськи. Наш красавец, как тот капитан из Марселя, падок на девушку из Нагасаки.

- Это все, что вы можете мне доложить? – Анжела захлопнула папку с делом ученого.

Даунинг высокомерно подтвердил, что дальнейший разговор он будет вести в одном случае: когда у него на руках окажется полное помилование, или, уж так и быть, он человек покладистый, условно - досрочное освобождение из тюрьмы. Он ученый, его место в науке. В этой жалкой дыре, где он сейчас прозябает, ему делать нечего. Вот пусть восстановят его во всех правах, тогда он и согласится дать капитану Миллер ценную для нее информацию.

[Рингиллиан Эрде]

Анжела, молча, смотрела на собеседника, понимая, что Фредерик взял над ней верх. У этого человека был очень сильный характер, тюрьма его не сломила. Да, прежний внешний лоск и щегольство пропали без следа: волосы уже висели уродливыми грязно – серыми прядями, под глазами залегли темные круги, породистое красивое лицо избороздили глубокие морщины, вместо дорогого костюма со стильным галстуком вирусолог был обряжен в ядрено – оранжевую робу, дополненную серой футболкой и дешевыми теннисными туфлями. Сейчас он выглядел дряхлым стариком. Именно выглядел, потому что тюрьма не превратила его в пинаемого всей зоной изгоя. Тактика запугивания тут не подойдет, придется действовать умнее.

- Ладно, как хотите, - Анжела забрала со стола папку и встала. – Но если возникнет желание поговорить, вот мои координаты.
Она написала на листке бумаги несколько цифр и щелчком отправила записку Даунингу:

- Всего вам хорошего, сэр. Кстати, вы меня приятно удивили сегодня, Фредерик. Той ночью, когда мы с Леоном поймали вас в момент передачи вируса, вы произвели на меня иное впечатление. И знаете… - она сделала драматическую паузу. – На вашем месте я не упустила бы случая отомстить ЕЙ. Она должна была забрать у вас товар, отдать за него деньги, верно? Но ведь она вас подставила. И вы ее должны знать. Помогите мне, мистер Даунинг, а я не забуду о вас. По рукам?

У Фредерика в нервном тике задергалась правая щека. Он бессильно произнес слово «сука» и уставился прямо перед собой. Думал долго, почти пять минут сидел, глядя в стену. Очнувшись от мыслей, попросил отложить разговор до утра. Сказал, что ему надо многое обдумать. А ей решить, как она будет его благодарить за доброту.

- Не устраивают мои условия, дорогая моя, задавайте вопросы вашему бывшему боссу капитану Кирби, - закончил Даунинг. – Он эту шлюшку тоже… знал.

Дальше тратить на него силы Анжела не стала. Вежливо попрощалась, сказав, что завтра непременно придет опять. А чтобы Фредерик не насторожился, предложила ему быть более сговорчивым и лояльным. Бывший ученый, смерив ее снисходительным взглядом, напомнил: информация тут нужна не ему.

- Ну, и черт с тобой, - шепотом сказала себе Миллер. – Побеседую с шефом.

Когда она вернулась в головной офис, Карла спросила, был ли разговор успешным. Анжела, утомленно прикрыв глаза ладонью, ответила, что встреча с Даунингом полностью удовлетворила её. На вопрос, почему же у неё тогда похоронный вид, капитан Миллер поведала приятельнице о проблемах, связанных с обстановкой в офисе. Дисциплина на нуле, сотрудники распустились настолько, что позволяют себе указывать начальству, какие поручения они будут выполнять, а чем заниматься не станут, ибо задание выходит далеко за рамки инструкций. И формально такие паразиты правы. Штатное расписание, где нет даже трети нужных оплачиваемых единиц, дает ленивым личностям право отказываться от порученной им работы.

- Я уже столько прошений отправила, я просто умоляла выделить нам хотя бы одну ставку переводчика, но меня никто не слышит, - выдохнула Анжела, пряча лицо в ладонях. – Для того чтобы эта мерзавка Джулия перестала тыкать меня носом в понятие «принудительный труд». Знаешь, что она имеет в виду? Переводы с португальского, немецкого и прочих языков! Это что, так трудно, потратить два – три часа сверхурочно на чужие тексты? Да, ставки переводчика у нас не предусмотрено, но работу надо выполнить! Как мне ей объяснить, Карла, что настоящий профессионал всегда должен делать намного больше, чем ждут от него любые инструкции!

Здесь ее словно прорвало. В течение следующего часа капитан Миллер жаловалась подруге на потерявшую остатки стыда девицу, своим поведением дававшую негативный пример всему остальному офису. Глядя на Джулию, другие ее подчиненные тоже принялись качать права вместо того, чтобы заниматься делом. Бессовестная любовница генеральского сыночка Влада, едва появившись в участке, сразу дала понять, как высоко она ценит свое личное время, персональное пространство и прочую эгоцентрическую чушь, отвечая жестким «нет» на требования, удовлетворение которых заставляло ее жертвовать своими планами. Это от нее прочий персонал перенял отвратительную привычку выключать служебные телефоны, либо оставлять их в офисе, уходя домой по окончании смены.

- Я не офицер, чтобы круглые сутки быть на связи, - крысилась Джулия. – Согласно законодательству, вечера, выходные дни и отпуск я имею право использовать по своему, личному, усмотрению. Хотите, чтобы я работала дольше положенного, платите деньги.

[Рингиллиан Эрде]

Анжелу до нервной дрожи бесило ее поведение. Надо же проявлять понимание, думая не о себе одной! Почему ей так трудно остаться хотя бы на два часа сверх положенного рабочего графика для участия в телеконференции? Или отдать свой вечер на перепечатывание текста, одолженного профессором из Оксфорда? Какая религия запрещает этой наглой мерзавке бесплатно трудиться над вычиткой книг, присылаемых руководством Гарварда? Создание макета учебника, либо пакета визиток для своих же коллег тоже непосильная ноша? Неужели так тяжело потратить две недели отпуска на посещение учебных курсов в другом городе, чтобы по их завершении привезти в офис ценные знания? Анжела очень радовалась, когда узнала, что Джулия, помимо языков, умеет верстать буклеты, проспекты и методички, свободно владеет программой обработки фотографий, способна в считанные секунды менять формат любых документов, чтобы их можно было читать даже в самой древней электронной книге. Ну, думала в те дни Миллер, имея такого «многозадачного» работника, у них есть шанс стать лучшим полицейским участком города. Она без колебаний взяла на себя ряд серьезных обязательств, рассчитывая подключить Джулию ко всем запланированным мероприятиям. Телемост с полицейскими Франции, учеба, проводимая германским криминальным психиатром, занятия с представителями МЧС России, разработка тестов и пособий для Полицейской Академии…

- Если бы ты знала, Карла, как я на нее надеялась… - чуть ли не со слезами выдохнула начальница «убойного» отдела. – Но эта бессовестная дрянь!

Дрянь уже в день встречи с французами продемонстрировала эгоизм и полное отсутствие рвения к работе. Узнав, что Анжела запланировала мероприятие на восемь вечера, Джулия отказалась принимать в нем участие. Причина? Рабочий день у нее, видите ли, к этому времени давно закончится. Выйдет она, внимание, только при условии оплаты данных сверхурочных часов. Никто не собирается достойно вознаграждать ее за эту дополнительную нагрузку? Всего хорошего, ищите человека на стороне, а их милость посвятят остаток дня себе, любимой. Ту же реакцию она выдала, когда приехал немец. Нет, и точка. Либо деньги за все ее переработки, либо ищите переводчика в агентстве. А тратить драгоценное личное время на создание матриц, таблиц, визиток, шаблонов и буклетов она не хочет. Просто не хочет. И не будет. В участке есть специалисты, в чьи обязанности входит изготовление печатных материалов. Что, таких людей нет? Зарплаты тоже не предусмотрено? До свидания.

Анжела боролась с ее махровым эгоцентризмом, как могла. Вежливо просила, убеждая войти в чужое положение, позже жестко ставила перед фактом, сообщая, что Джулию уже ждут в конференц-зале, приезжала за нахалкой к ней домой и почти силой увозила обратно в участок, показывала уже подписанные (и оплаченные) договоры, которые невозможно реализовать без ее участия. Подстилка Влада громко возмущалась, требуя, чтобы начальство считалось с ее мнением. Майор Мортон, стоявший на стороне Анжелы, мягко уговаривал лентяйку, виновато признаваясь, что они, мол, будучи уверенными в ее лояльности и умении понимать ситуацию, уже дали людям обещания, подписав контракты. Их надо выполнить. Просто сделать, и все. Джулия его, тогда молча, выслушивала, и, уходя из кабинета руководителя, сердито хлопала дверью. После разборок с ней Мортон звал Анжелу и деликатно предлагал капитану Миллер советоваться с девчонкой, прежде чем принимать решения, задевающие интересы другого человека. Бывшая напарница Леона гневно пожимала плечами, искренне не понимая, зачем комсоставу прогибаться под капризы этой девицы. И делала, как считала нужным. Пока три месяца назад её не позвала с собой в театр супруга шефа полиции. Марина Бёргман, жена Эрленда Бёргмана, на публике олицетворяла любезность, хвалила Анжелу, восхищаясь ее преданностью долгу и профессионализмом, расточая комплименты вплоть до начала спектакля. Но стоило обеим женщинам оказаться в ложе, манеры влиятельной собеседницы радикально изменились. Марина выложила перед ней копию письма, присланного Цепешем на имя ее мужа. Там, пока еще о-о-о-о-очень вежливо, Влад задал начальнику полиции десяток вопросов, касающихся работы его подружки. Специальный федеральный агент выражал недоумение по поводу систематических вызовов на службу в вечернее время и выходные дни, просил выдать ему для ознакомления документы, обязавшие Джулию взять на себя обязанности корректора (помните вычитку рукописей?), наборщика текстов и переводчика с иностранных языков, если упомянутых профессий нет в штатном расписании участка. Если в должностную инструкцию сотрудницы внесены столь существенные изменения, писал Влад, то почему Джулия не была с ними ознакомлена под роспись, как приказывает трудовое законодательство? И, самое главное, была ли в полном объеме оплачена проделанная вышеназванным офис – менеджером дополнительная работа? Конец послания содержал завуалированную угрозу, суть которой сводилась к тому, что игнорирование изложенной в рапорте «странной ситуации» может привести к малоприятным для Полицейского Департамента последствиям. Цепеш прозрачно намекнул на возможную масштабную проверку деятельности всего их нынешнего начальства и нежелательные кадровые перестановки (читай, увольнения) по окончании инспекции.

- Мы сегодня все утро стояли перед ним, словно застуканные в школьном туалете малолетки, не знали, что ему ответить… - гневно шипела Марина, кидая в Анжелу бумаги. – Вы с Мортоном понимаете, что за всю эту хрень, которую вы двое себе позволяете в отношении той женщины, отвечать будет Эрленд?! На кой черт вы подписали те контракты, если у вас некому их отрабатывать? Да ФБР спит и видит, как бы им еще вмешаться в наши дела, дьявол бы вас забрал с вашей привычкой гореть на службе! Мать вашу, вы отдаете себе отчет, как серьезно подставили Департамент? У федералов есть свой человек на место Эрленда, вы понимаете или нет?! Эти сволочи и вас из кабинета вышибут, дай им только повод! Любая сука в звании стажера ФБР будет рада вас отыметь в задницу, уж простите мой французский…

[Рингиллиан Эрде]

Марина ругалась весь первый акт, матом обещая Анжеле и Мортону, самое безобидное, должности офицеров патрульной службы вплоть до выхода на пенсию. А то и вовсе позорную отставку, чтобы остальным неповадно было. Заканчивая раздраженный монолог, миссис Бёргман «настоятельно рекомендовала» капитану Миллер изменить свой подход к управлению персоналом.

- Во всяком случае, чтобы на ваши старания нам с Эрлендом больше не жаловались, - заметно успокоившись, вздохнула миссис Бёргман. – Я поговорю с мужем насчет введения в штаты полицейских участков новых ставок и профессий. Но ничего обещать не могу.

А на следующий день (была пятница), ровно в три часа дня, их посетил Влад. Анжела очень боялась, что этот подлец сейчас пойдет к Мортону, но Цепеш всего лишь пришел забрать из офиса свою любовницу. Начальница «убойного» бессильно сжимала кулаки, понимая, что уход Джулии сорвет давно обещанный португальцам телемост, запланированный на половину четвертого. Миллер, правда, рискнула деликатно остановить подчиненную вежливой просьбой остаться до половины шестого, ибо зарубежные коллеги уже привыкли к ней. Служащая не менее ласково осведомилась, как руководство намерено вознаградить ее, если она согласится снова тратить личное время на решение чужих проблем. Услышав, что оплата пока еще не предусмотрена, ведь им год за годом отказываются выделить штатные единицы, Джулия равнодушно пожала плечами и вслед за сердечным другом направилась к выходу. Анжела, уже находившаяся на грани истерики, спросила, почему же раньше у них не было никаких трений. Наглая девица ответила, что до определенного дня руководство считалось с ее мнением и не позволяло себе переходить рамки дозволенного.

- Я и сейчас не собираюсь вторгаться в ваше персональное пространство, - героиня Гарвардвилля преградила офис - менеджеру дорогу к двери. – Всего лишь прошу вас поработать еще три с половиной часа. Джулия, сегодня пятница, впереди два выходных дня. Что вам стоит провести этот телемост? Люди уже привыкли к вам, на вас рассчитывают. Почему вы так подводите и их, и всех нас? Вы должны понимать важность международных связей…

Собеседница, не дав себе труда дослушать, мученически закатила глаза, шумно выдохнула, злобно швырнула сумку на свой рабочий стол и застучала каблуками в направлении конференц-зала. Дверью о косяк она ударила с такой страшной силой, что слышал весь участок. Влад же, проводив любимую женщину пылающим яростью взглядом, сказал, что сегодняшний вечер он проведет в обществе командующего дивизионом, коль шеф полиции проводит политику попустительства злоупотреблениям власти со стороны нижестоящего начальства, разрешая себе игнорировать творящийся в его епархии произвол. Анжела, понимая, как опасно сейчас привлекать внимание «Бешеного Эрленда», только ковром не стелилась, клятвенно заверяя генеральского сынка, что данная маленькая задержка, отнимающая у Джулии часы отдыха, случилась в последний раз. Не забыла, и похвалить эгоистку, отметив ее высокий профессионализм, умение общаться с самыми капризными и трудными людьми. Цепеш раздраженно прервал ее панический монолог, велев проводить его к месту проведения конференции. На испуганный вопрос, с какой целью, Влад грозно свел соболиные брови и демонстративно посмотрел на часы:

- Чтобы ровно в шесть вечера эта лавочка была прикрыта. И запомните: если вы еще, хоть единожды посмеете навязывать Джулии ваши посиделки, добрый путь обратно в Гарвардвилль я вам гарантирую. Как вашему паскуднику Грегу, мир его праху.

Увы, телемост продлился до девяти вечера. Влад уже и за рукав ее аккуратно дергал, и по циферблату отполированными ногтями стучал, и на дверь выразительно поглядывал, требуя закруглиться. Веселый словоохотливый португалец этих намеков не видел, потому что Влад выпадал из поля его зрения, а Анжела боялась обидеть зарубежного коллегу. Слава Богу, в четверть десятого распрощались. Джулия, пропустив мимо ушей теплое «спасибо» от руководства, тоном умирающего лебедя вопросила, можно ли ей, в конце – то концов, пойти домой, ведь её рабочий день закончился в три часа дня.

- Я из-за этой вашей болтологии скоро жить тут буду… - нагнетала она. – На завтра и воскресенье у вас планы есть, мэм, или мне разрешено хоть немного отдохнуть?

Даже спустя много месяцев Миллер спрашивала себя, как ей удалось сдержаться и не надавать потаскушке оплеух. До боли стиснув кулаки, Ангел Гарвардвилля публично принесла своему офис – менеджеру извинения, сказав, что встреча с иностранцами действительно слишком затянулась, и более такой инцидент не повторится. Она даже обернула неприятность в шутку, сообщив, что майор Хосе Эдуардо Силва помнит «Ису Валенти»* (Джулия подрабатывала озвучкой зарубежных мыльных опер) и скучает по ней. Прибаутку не оценили: «Иса» повесила сумку на плечо, и, сквозь зубы, попрощавшись, покинула участок. А вот Влад минуты на три притормозил, чтобы связаться с командующим дивизионом. Обломалось: чиновник до понедельника уехал в Цюрих. Убирая телефон в карман, майор Цепеш приказал подать ему для ознакомления всю документацию, связанную с его дамой. Анжела ему ответила жестким отказом, попросив не брать на себя больше, чем разрешает его статус. Тёзка господаря Дракулы, пожав плечами, чинно удалился, на прощание, ехидно спросив, каков будет её ответ «Бешеному Эрленду» и людям, стоящим выше него. Женщина – полицейский, собрав остатки самообладания, просветила, что беседа, если она состоится, пройдет в рамках существующего протокола.

[Рингиллиан Эрде]

Те два выходных дня капитан Миллер провела в тревоге и страхе. Зная нынешнего шефа полиции, можно было со стопроцентной вероятностью сказать, что Бёргман, в случае возникновения конфликта, примет сторону Джулии, не дав себе труда выслушать аргументы её руководства. «Бешеный Эрленд» уже снял с должностей трех офицеров, равных по званию Ангелу Гарвардвилля за их привычку систематически грузить персонал делами, выходящими за грань инструкций. Правозащитник, как же. Объяснять ему, что начальство не требует от нижестоящих чинов чего – то сверхъестественного, было бесполезно. Везде, в любом нормальном учреждении, работники всегда делают больше, чем написано в глупых бумажках, составленных без учёта реального положения дел в конторе. Те, кто владеет программами «Фотошопа», умеет чинить технику, либо обладает иными навыками, способными принести пользу всей команде, обязаны применять свои знания на практике вне зависимости оттого, прописаны они в договоре или отсутствуют. Наша жизнь сейчас такова, что надо, ради общего блага, ставить служебный или семейный долг выше любых личных интересов и амбиций. Себя Анжела смело могла привести в пример: она, пусть ей и не хотелось, отказалась от учёбы в Кембридже, куда её звали сразу по окончании школы, чтобы старший брат (неблагодарная скотина, убежавшая от домашних проблем) мог спокойно получать высшее образование. Она осталась с родственниками, взяв на себя все заботы о страдающей болезнью Альцгеймера бабушке и хлопоты по хозяйству, она же служила секретаршей, корректором, курьером и наборщицей текстов у собственного отца, она вела всю домашнюю документацию матери, внимательно следя за тем, чтобы каждая бумага лежала на своем месте. Она была прочным звеном, связывающим её отца и мать с научным миром Гарварда, безропотно курсируя между университетом и домом. Она годами принимала бесчисленных гостей, готовя праздничный стол и обслуживая учёных, пока папа и мама вели с ними степенные разговоры. И она была счастлива, живя для других.

Ту же политику самоотречения на благо общества капитан Миллер претворила в карьере. Но именно здесь начались трения. Пока она работала в полиции Гарвардвилля, сложности в отношениях с эгоистами не так сильно бросались в глаза. Конечно, в её родном участке сидели ленивые люди, думающие только о себе, но их было мало, и надолго они не задерживались**. Тут же, в Вашингтоне, обстановка была иной. Анжеле от неё уже хотелось лезть на стенку. Нахалки, подобные Джулии, здесь оказались рядовым явлением. Да что тут говорить о «планктоне», если даже офицеры позволяли себе возражать начальству, ссылаясь на инструкции и пресловутое делегирование полномочий. Фразы «я не статистик», «не мои обязанности, идите в отдел по борьбе с наркотиками» здесь были нормой. Когда Миллер напоминала, что у человека, уж извините, защищена кандидатская диссертация по той же статистике, то есть баллистик может составить выборку, в половине случаев капитан нарывалась на равнодушный отказ. Или просьбу выполняли, но так, что ей приходилось всё переделывать заново. Конечно, она ругала коллег, упрекая в недопустимом отношении к служебному долгу, на что сия публика огрызалась, тыкая ей в лицо никчемные бумажки. Джулия была хуже всех таких сибаритов, взятых вместе.

- Я уже говорила тебе, что она отказывается работать, если ей не могут заплатить, Карла,- Анжела спрятала лицо в ладонях. – А наш главный потворствует такому эгоизму.

В понедельник она пришла на службу, полная самых мрачных предчувствий. Нахалка Джулия встретила её холодным приветствием и ушла общаться с курьером, доставляющим в офис питьевую воду. Анжела последовала было за смутьянкой, чтобы узнать, донесла она командующему дивизионом на свое непосредственное начальство, или не успела. Говорить в присутствии курьера Миллер не хотела, она намеревалась отвести хабалку в свой кабинет, и там хорошенько допросить. Однако в то утро облом настиг уже даму – капитана: Миллер вызвали в особняк мадам Граншан, где хозяйка, вернувшаяся из Москвы (ездила в гости к подруге), обнаружила двенадцать трупов. Учитывая, что невесткой этой эксцентричной пожилой особы была скандальная гонщица Мэри Хадсон, Анжела возглавила следственную группу сама.

Вернулась она поздно, вымотанная и физически, и душевно. Молодой Граншан с супругой – гонщицей, а также их гости умерли от паленого наркотика. Отрава, содержавшаяся в принятых участниками пьяной вечеринки таблетках, кучками валявшихся по полу и столешницам, убила веселую компанию раньше, чем тусовщики сообразили, что надо звать на помощь. По предварительному заключению патологоанатома, осматривавшего погибших, в состав смертоносного зелья входили компоненты крысиного яда, причем его доза лишила шанса на спасение даже того, кто принял всего одну облатку. А если учесть, что гулявший ночью народ выпил, минимум, по целой бутылке водки (судя по количеству пустой тары) на гостя, ни Мэри с мужем, ни их друзья перед смертью никаких пугающих симптомов не почувствовали. Закинулись «беленькой», скушали по таблеточке и тихо отошли в мир иной. Приехавшая утром мадам Граншан застала окоченевшие тела.

Анжела считала себя человеком с крепкими нервами, но и её сумели довести до зелёных чертей в глазах. Не подумайте только, что старая баронесса билась в истерике, потеряв разом сына и невестку. Вовсе нет: мерзкая бабка, сохраняя ледяное спокойствие, потребовала закрыть дело. Почему? Сын её, оказывается, умер в тот день, когда назвал своей женой проститутку. Дальше разговаривать она отказалась, сославшись на сильную усталость после долгого перелета. Уходя наверх, в тщательно запертые личные покои, сушеная вобла велела закончить «бессмысленные телодвижения» в её жилище к шести часам утра. Убирать за собой не обязательно, потому что она уже наняла людей, которые ликвидируют все следы вчерашней вечеринки.

Капитана полиции так шокировали манеры баронессы, что по дороге в офис Миллер молчала. Дар речи обрела в кабинете, где её ждала трясущаяся от страха кадровичка. Дрожащим голосом Кэролайн сообщила, что сегодня их посетил Бёргман.

- Он велел дать ему копию личного дела Джулии, - всхлипнула главная сплетница конторы. – Потом тряс бухгалтера и наших юристов. Забрал дубликаты всех договоров за прошедшие полгода. Он был очень зол. Мортон перед отъездом спрашивал, что конкретно шефу нужно, но ответа не получил. Мэм, я боюсь…

Анжелу этот визит добил. Она рухнула на стул, уткнув лицо в ладони. Кэролайн же продолжала сгущать краски, рассказывая о том, как долго «Бешеный Эрленд» разговаривал с Джулией, уводя подружку Влада в кафе напротив участка. Больше она в офис не возвращалась, сразу отправившись, домой. А начальник полиции ещё долго сидел за столиком у окна, изучая конфискованные бумаги.

Внимательно выслушав напуганную кадровичку, Миллер посоветовала ей успокоиться и не делать скоропалительных выводов. Отпустив Кэролайн домой, Ангел Гарвардвилля позвонила Джулии. Попав на автоответчик, шефиня убойного отдела бросила трубку и схватила мобильный телефон. По сотовому шлюшка Влада сказала, что все вопросы следует задавать Бёргману, но никак не ей.

[Рингиллиан Эрде]

- Он пришел четвертом часу, когда я уже закончила работу, - делая Анжеле великое одолжение, отчиталась служащая. – Приказал мне пройти с ним. Интересовался обстановкой в нашем участке. Я ему не жаловалась на систематические перегрузки! – возмутилась Джулия. – Попросила разъяснить мне спорные моменты, уточнила, какова продолжительность моего рабочего дня, да кое – что по инструкции, только и всего.

Остаток недели Миллер прожила, точно стоя на раскаленном металле. Шеф полиции от любых контактов уклонялся, его жена оказалась недоступна, Мортон, тот вообще уехал в командировку, и пользы от него не было никакой. Наконец, когда она совсем уже извелась, шеф полиции соизволил снова посетить офис.

Во время их приватной беседы Бёргман жестко отмёл все её оправдания и аргументы в пользу вменённого мерзавке дополнительного функционала. Эрленд категорически запретил требовать от девчонки больше, чем записано в контракте и инструкциях. Когда капитан Миллер напомнила главному о том, что знания иностранных языков входит в перечень умений офис – менеджера, Бёргман тоже освежил ей память, сказав, что данный пункт отсутствует в трудовом договоре, а ориентироваться она обязана именно на него. Затем Эрленд велел объясниться по поводу сотрудничества с Гарвардом, Кембриджем и иными учебными заведениями.

- Почему эту женщину заставляют исправлять тексты, присланные из вузов, мэм, и делать для них же рекламные проспекты? – допрашивал Бёргман. – Ещё хочу узнать, как вы компенсировали мисс Лестрандж её сверхурочные часы. В документации я не нашел вразумительных записей. Ваш офис – менеджер что, работает без положенной по нашим законам оплаты? Капитан Миллер, я не придаю ситуацию огласке только по просьбе Джулии Лестрандж, она согласна дать вам шанс исправить ошибки. У вас с завтрашнего дня пойдет новый испытательный срок на полгода, мэм. И считайте, что я с вами обошелся незаслуженно мягко. Ваши коллеги за подобные выходки сразу теряли погоны.

Этот разговор стал для неё контрольным выстрелом в голову. Всё, хватит. Довольно сносить присутствие вконец обнаглевшей шлюшки, возомнившей о себе черт знает что. Придя домой, она нашла сайт, где можно было советоваться с юристами анонимно. Создав новую тему, детально описала конфликт с подчинявшейся ей девчонкой. Эмоций Анжела сумела избежать, ограничившись возмутительными, на её взгляд, фактами: офис - менеджер нелояльна к политике начальства, позволяет себе дерзить руководству, отказываясь работать, если поручение не входит в её функционал. Клянчит оплату сверхурочных часов, хотя знает, что у их учреждения нет денег для удовлетворения её капризов, имеет наглость ябедничать вышестоящим чинам. Глядя на неё, остальные подчиненные тоже с недавних пор стали качать права, дестабилизируя тем самым атмосферу в офисе. Задача проста: уволить смутьянку без последствий в виде суда и сопутствующих ему проблем, ибо терпеть её в коллективе уже нет сил.

Оставив этот крик души на анонимном ресурсе, Анжела открыла файл, присланный ей отцом - математиком, и принялась выправлять пестрящий пунктуационными ошибками текст новой книги. Работать сегодня было, как никогда тяжело. Она очень устала, от недосыпания сильно болела голова, но Миллер позволила себе лечь, лишь, когда проверила и исправила последнюю страницу. Закончив около двух часов утра, приняла душ, а перед недолгим сном решила посмотреть, отписался ли кто в созданной ею теме.

- Лучше бы я туда не возвращалась, Карла… - Анжела краснела, вспоминая, как юристы комментировали её запрос.

Один прямо спросил, не охренела ли она вконец. Другой, с лисичкой на аватаре, советовал посетить Луну, используя старый «Бьюик». Десять следующих сообщений представляли собой классический интернет – троллинг с двусмысленными шутками и пошлыми намёками. Два человека сказали ей, что развелось, мол, в наше время самодуров, вплоть до уголовщины. Вы, дамочка, сотрудницу приняли, или рабыню себе купили? Да сто раз ваш офис – менеджер права, когда посылает вас на хрен с вашими – то закидонами.

Адекватный ответ дали двое, но первую рекомендацию, уволить нахалку в связи с ликвидацией заведения, было выполнить просто нереально, что касается второго, то его подвергли слишком жесткой критике (в комментариях ржали, что тут можно попасть на парочку уголовных статей и приличный срок по обеим). Пользоваться методами, изложенными в записи, капитан побоялась. Карла сочувственно поинтересовалась, что конкретно советовал юрист.

- Не знаю, есть ли толк показывать тебе ту дискуссию, - вздохнула героиня Гарвардвилля, открывая нужную страницу.

[Рингиллиан Эрде]

Законник, также решивший использовать во время беседы маску, посочувствовал ей, сказав, что её ситуация очень сложная, ибо формально законных оснований для увольнения нет и быть не может. Но, коль уж человек своим поведением так сильно разлагает коллектив, настраивает людей против руководителя, от такой личности надо избавиться. Как? Тотальный контроль, жесткая критика, публичные разносы (лучше, если это будут завуалированные оскорбления), игнорирование или присвоение достижений неудобной работницы, высмеивание внешности и манер, утаивание, либо уничтожение нужной человеку информации, бойкот со стороны сослуживцев. Можно посадить на голый оклад. Если работает с компьютером, лишить доступа к технике. Но результатов требовать, как обычно. Внести изменения в должностную инструкцию, обязав, например, офис – менеджера не только заказывать, но и лично доставлять в контору воду. Через месяц, потаскав тяжести, смутьянка сама уйдет. Дать под роспись срочное ответственное задание, и всячески мешать работе над ним. Завалит – наложить дисциплинарное взыскание. После двух неудач с чистой совестью выгнать вон.

Увы, все эти методы другие юристы с легкостью разбомбили, доказав «аФФтару», что он свою клиентку как раз под уголовные статьи и подведет. Такими – то блестящими рекомендациями.

- Не умеешь ты народом управлять, подруга, - Карла отодвинула ноутбук. – К этим мерам хрен подкопаешься, если подойти с правильной стороны. Знаешь, какой здесь царил бардак, когда я стала шефом? Каждый офисный хомяк мне в лицо правами тыкал и пищал, что поручение не входит в обязанности. Та медсестра, в первую очередь. А сейчас все сидят и не чирикают. И работают, как надо мне. Учись, пока есть шанс.

Оставшееся до торжественного открытия сезона тюремных боев время Карла расписывала давней подруге правильный алгоритм действий.

- Пойми, Анжи, ни один работничек не выполняет все обязанности, написанные в наших документах, - втолковывала замначальника тюрьмы. – Вот, например, инженер по охране труда. Он должен каждый день проводить беседы с другими хомячками. Думаешь, этот козел хоть одну лекцию прочитал?

- Какой смысл терять время на болтовню? – удивилась Анжела. – Я знаю, о чем ты говоришь. Ни один здравомыслящий человек не будет тратить рабочие часы на порожние разговоры. И без инженера люди в курсе, что надо чайник отключать перед уходом из помещения, нельзя зажигать открытый огонь в помещении, или пользоваться электрическими приборами в грозу. Да руководителя на смех поднимут, если он заставит специалиста организовать эти ежедневные посиделки. Пусть они и оправданы чьей – то инструкцией.

- Ты хочешь, или нет, навести порядок в своем участке? – выгнула брови Карла. – Запомни, подруга: эти, на твой взгляд, глупые посиделки не нужны, если люди работают, как ты считаешь правильным. Тогда можно дать некоторое послабление. Но когда офисный планктон лезет поперек, пусть делает абсолютно всё, что написано, хотя эти утренние лекции и придумал какой – то дебил.

С инженера по технике безопасности труда Карла перешла к медсестре. Той, что теперь занималась переводом статей с французского языка, прежде чем Анжела возобновит написание диссертации.

- Тоже была дамочка с характером, - охотно делилась опытом укрощения подчиненных миссис Эванс. – Знаешь, на чем я её подсекла? Она должна регулярно заниматься санитарным просвещением населения. Но моя дурёха только в журнале отметки делала. Я раз её поймала, второй, третий.… Потом этой суке пришлось выбирать: срок за подделку в документах, или работа на выгодных мне условиях. Два года уже сидит и не пиликает, крыса… Ты можешь себе представить, что она на меня жалобы писала, до самого верха сумела дойти! Я, видите ли, грубо нарушаю права простых работников. Ну, и чего наша сучка добилась? Проверили меня, но ничего, что попирало бы интересы хомячков, не обнаружили. Она сама потом огребла хороших звиздюлей, когда я представила доказательства ее «просветительной» деятельности. Благодарила за то, что я разрешила ей у меня остаться.

Далее Карла сказала, что за проколы и косяки одного «планктончика» она карает весь коллектив. Облажалась медсестра – все хомячки ближайший квартал сидят на голом окладе. Охранник «не так» посмотрел на одного из высокопоставленных гостей – ещё столько же времени никто не получит премиальных. А уж если кто – то опоздал, хоть на полминуты, тут уже светит приличный штраф. Тоже всем.

- Вижу, мои методы тебя шокируют, подруга, - Карла глянула на часы и встала. – Но иначе с ними нельзя. Они тебе на шею сядут, ноги свесят и начнут указывать. А указывать тут можешь только ты, ибо ты босс. Думаешь, я не понимаю, что и ежедневные лекции, и санитарно – просветительная хрень, по большому счёту, бесполезная трата времени? Да я отлично знаю. И молчу, если офисный хомячок выполняет все мои распоряжения. Учись, подруга. Ладно, позже к этой теме вернемся. Пора на вечеринку.

[Рингиллиан Эрде]

В отведенном ей номере Анжела нашла аккуратно разложенное на узкой кровати иссиня - черное атласное платье в пол, и обитую алым шелком коробку. Туфли на шпильках стояли у комода.

С размером Карла угадала, вещь от парижского модельера сидела великолепно. Глядя на себя в огромное зеркало, занимающее половину стены, капитан Миллер искренне пожалела о том, что её сейчас не увидит Леон. Вечерний наряд с глубоким, почти до пояса, узким треугольным вырезом, выгодно подчеркивал её высокую полную грудь, осиную талию и длинные ноги, мелькавшие в разрезе юбки. У платья было ещё одно бесценное достоинство: оно, в отличие от тех тряпок, что она пока могла себе позволить, не скрадывало цвет её лица, оттеняя нежный персиковый румянец. Обувь тоже оказалась выше всех её мечтаний: благодаря удобной немецкой колодке совсем не чувствовался высокий гвоздеобразный каблук. К туфлям прилагались специальные стельки, предотвращающие потертости и натоптыши.

Полюбовавшись на своё отражение, Анжела удовлетворённо кивнула себе и села перед зеркалом, чтобы накраситься. Увы, свой «стратегический» комплект она оставила дома, поэтому пришлось довольствоваться содержимым дорожной косметички. Прозрачный тон на всё лицо, рассыпчатая пудра, подстраивающаяся под цвет кожи, контурный карандаш, тонкий слой румян на скулах и мерцающий блеск для губ.

Открыв бархатную шкатулку с украшениями, не смогла удержаться от восхищённого вздоха: три ослепительно – белые нити некрупного, очень дорогого жемчуга, перемежавшегося с платиновыми «бусинами». Дополнением к колье являлись два браслета на драгоценных замочках и серьги в виде распускающихся лилий.

- Господи, - вздохнула Анжела, надевая гарнитур, - почему Леона сейчас нет рядом? Почему?

Накинув на плечи палантин, капитан Миллер прихватила вечернюю сумочку, обулась, вышла в коридор и направилась к переходу, соединявшему административный корпус со служебной гостиницей. На середине пути ей попалась несчастная медсестра с толстой папкой в руках:

- Ваш текст, мэм.

Говорила она очень тихо, и смотрела под ноги, но в голосе её звучало что угодно, кроме страха. Ненависть, отвращение, презрение, но никоим образом не испуг.

Анжела удивленно подняла брови, забирая у переводчицы листы:

- Мне говорили, что над этим объемом нужно работать трое суток.… Кстати, как вас зовут?

- Тупая мокрая щель, мэм, - служащую уже трясло. – Моё имя – Тупая мокрая щель. Вы проверьте текст, всё ли вам в нем угодно?

Миллер ласково взяла бедную женщину под руку:

- Простите, что я вас так долго задержала. Как ваше имя? Прошу вас, не надо злиться на меня. Я понимаю, на что вы сердитесь, мне самой бывает неприятно, если ломаются мои планы, но… Мне здесь больше не на кого рассчитывать.

- Нанять дипломированного переводчика и заплатить ему не пробовали? – вырвалась собеседница.

Анжела открыла, было, рот для новых извинений, как в помещение вошла Карла. Окинула бледную от переутомления подчиненную долгим злым взглядом:

- Переводы сделала, ты?

[Рингиллиан Эрде]

Медсестра ответила утвердительно и снова попросила разрешения уйти. Миссис Эванс, подло ухмыльнувшись, отказала:

- Только что прибыла госпожа Кимура, поэтому сиди на работе и не воняй, овца тупая. Жди, когда она закончит свои дела с подзащитными, ясно? Потом отвезешь её, куда она велит. Только после тебе можно будет идти домой. И телефон не выключай, будь на связи, ты можешь мне понадобиться. Шагом марш!

Девушка беззвучно ушла выполнять приказ. Анжела, в отличие от Карлы, успела посмотреть ей в лицо и вздрогнула: медсестра улыбалась. Улыбалась, как снайпер, только что ликвидировавший террориста вроде Усамы Бен Ладена, или кого – то аналогичного ему. А в карих глазах бедняжки горело поистине сатанинское торжество. У неё даже походка изменилась, пока женщина двигалась к выходу: робкое шаркающее загребание, каким отличаются страдающие косолапостью дети, уступило место фирменному шествию супермоделей.

«Какого чёрта тут происходит, может мне кто – то сказать?!»

Дальнейшие события этого вечера надолго лишили Анжелу душевного покоя. Дело было вовсе не в Карле, чьи манеры всё больше напоминали печально знаменитую графиню Эржбету Батори (а, по мнению автора сего романа, кое – кого намно – о – о - го хуже, ибо супруга милсдаря Надашди просто не дружила с головой, миссис Эванс же была вменяема), нет. В глубине души капитан Миллер целиком и полностью одобряла жесткую управленческую политику школьной подруги. Да, миссис Эванс позволяла себе говорить с подчиненными на «ты», заставляла их выкладываться на службе по максимуму, позволяя им уходить, домой лишь после того, как они выполнят весь запланированный начальством объём работ. И делали её сотрудники всё необходимое для решения поставленной перед ними задачи, без оглядок на глупые должностные инструкции. А главное – никто, никто не осмеливался сказать руководителю даже слово поперек. Каждый занимался возложенными на него обязанностями и молчал. Именно о такой обстановке в офисе мечтала офицер Миллер. Железная дисциплина, беспрекословное подчинение воле руководителя и полная самоотдача во имя долга. Анжела, если уж говорить начистоту, не видела ничего дурного в том, что Карла заставила медсестру, у которой совершенно иные функции, делать переводы с иностранных языков. Владеешь дополнительными полезными навыками – изволь применять их на благо всего офиса. Задержки по окончании рабочего дня и после дежурства Анжела тоже считала нормой. Два – три часа вовсе не есть сверхурочная работа, как полагала мерзавка Джулия и ей подобные эгоисты. Отпуска с выходными днями созданы для того, чтобы в свободное от работы время повышать свой культурный и профессиональный уровень. Особенно профессиональный. А не на пляже валяться, как поступали её «работнички», истерично оравшие про свои права при известии о том, что начальница уже распланировала их бесценный отдых в соответствии с интересами участка. Самообладание почти покинуло Миллер вовсе не из-за обстановки в офисе Карлы, подчиненные которой больше походили на рабов. Причина была иной. Только теперь Анжела поняла, что имел в виду Леон, говоря о рыбе, гниющей с головы. Откуда взяться порядку, дисциплине и самоотдаче на самом низу, когда верхушка проржавела насквозь, и потворствует самым низменным своим желаниям?

Из равновесия женщину выбил вид гостей, прибывших смотреть тюремный чемпионат. Британский консул с женой и обеими дочерьми, восемь сенаторов, трое известных актёров, престарелый бразильский промышленник - миллиардер, опиравшийся на руку прехорошенькой блондинки, и ещё около трехсот личностей, гордо именовавших себя «сливками общества». Анжеле становилось тошно, когда она смотрела в их тусклые, полные гнили и пресыщенности глаза. Мужчины, за редким исключением, щеголяли пивными животами, блестящими лысинами и скверной кожей. Их великосветские спутницы, в подавляющем большинстве, носили под эксклюзивными нарядами утягивающее бельё, а за тремя слоями штукатурки трудно было угадать черты лица. Что до младшего сына бывшего президента страны, тоже приехавшего на вечернее торжество, то отпрыск прежнего главы государства бережно вел под острый локоток бабушку лет ста на вид (свекровь начальника внешней разведки, да - да). Перехватив выразительный взгляд Анжелы, молодой мужчина, в прошлом подававший надежды сотрудник полиции, презрительно скривился и с весьма двусмысленной гримасой облизал средний палец. Миллер, естественно, сумела проигнорировать мелкую провокацию, сделав вид, будто не знакома с Алеком. Она была в курсе трагедии, унесшей жизнь его жены, понимала, как порой трудно пережить смерть близкого человека, но никто не давал Алеку права позорить честь мундира и семью, став из офицера «убойного» отдела лицензированным жиголо. Свой позор он год назад выставил напоказ, заставив отца – президента объявить о своей досрочной отставке. Хуже всего, что работал Алек тогда в её участке, они даже около шести месяцев были напарниками, поэтому его дикая выходка больно ударила и по престижу капитана Миллер. После демонстративного увольнения, когда детектив швырнул свой значок в лицо Мортону, Анжела поклялась, что никто и никогда больше не опозорит место, где она служит. Никто. Никогда. В её участке никакая рыба гнить не будет. Ни с головы, ни с боков, ни даже с кончика хвоста. Она, начальница «убойного отдела» Анжела Миллер, не допустит такого срама, уж можете быть уверены в её словах…

Пресловутой «последней каплей», добившей Ангела Гарвардвилля, стало появление старшей сестрицы Алексис Миллер, отрекшейся от семьи пятнадцать лет назад. Покинув родной дом в неполные двадцать два года, она сменила не только фамилию, из Унылой Буки, Лекси Горизонтального Нистагма, Злыдни на Чердаке, Фамильного Призрака и Мадам Амёбы (как звали её родные) Алексис стала Бэллой. Бэллой Суонк, по мужу леди Толливер. За прошедшие годы она ни разу не приехала в гости, не пригласила родителей с братом и сестрой к себе. Об оказании помощи говорить было просто смешно, Мадам Амёба обладала слишком «хорошей» памятью для того, чтобы простить, понять, отпустить, забыть и освободить от домашних хлопот стареющих родителей. Впрочем, Клёклая Дурында (еще одно её домашнее прозвище, самое, кстати, популярное) Лекси недавно получила своё: муж умер, не успев составить завещание в пользу Буки, и его матушка, как со смехом рассказали Анжеле кузины, мигом выставила Алексис за порог. Покаяться перед семьей, вернуться домой, устроиться в Гарвард (там всегда нужен младший персонал на кафедрах) и взять на себя готовку, стирку, покупку продуктов, поддержание чистоты в их трехэтажном особняке, попутно приводя в порядок документацию мамы и бумаги отца? Нет, не слышала. Зато нести дорогой портфель за иностранным адвокатом, и служить этой дамочке переводчицей Амёба может,… Дед, герой той страшной войны, подлую внучку из могилы проклял бы. За предательство.

Анжела задрожала от гнева, когда увидела, перед кем стелется её старшая сестра. На ум невольно пришли слова Фредерика Даунинга. Да, те самые, про марсельского капитана и девушку из Нагасаки. Алексис сопровождала молодую женщину, чей облик напоминал о героинях сериала «Сёгун». Хотя.… Эта мадам, с её ледяным острым взглядом миндалевидных карих глаз, куда больше походила на жену якудзы из боевика «Плачущий убийца», который Анжела посмотрела, гостя у Леона в Рождество 2006. Строгое черное кимоно, под ним надеты жемчужно – серое, кипенно – белое и тёмно - бордовое. В тон верхнему наряду скрывающий фигуру широкий пояс с заткнутым под него декоративным (а, может, и настоящим) кинжалом. Традиционные для японок туфли, надетые поверх белых носочков. Густые блестящие волосы, что Анжелу очень удивило, были подстрижены коротко, и своим стилем напоминали прическу Леона. Та же «рваная» асимметричная челка, с правой стороны лица почти достигавшая подбородка, и практически такая же длина. На шее у этой дамочки красовалась черная татуировка в виде кружева. Вот лицо рассмотреть, чтобы запомнить юриста из Японии, оказалось проблематично: лоб, щеки, подбородок и частично область декольте были покрыты белой пудрой, а рот, ресницы и брови тщательно прорисованы алой помадой и черной тушью.

«Хм… Интересно. Юрист, позволяющий себе носить наколки на самом видном месте? И физиономию рисовать такую, словно ты не адвокатом работаешь, а гейшей. Какие еще меня ждут сюрпризы, а?».

[Рингиллиан Эрде]

Вслух Анжела, само собой, ни сестре, ни госпоже Кимуре не сказала. Со Злыдней капитан обменялась равнодушными взглядами (Господь старшенькой судья за побег к тетке), японской адвокатессе церемонно поклонилась, когда Карла представила их друг другу. Госпожа Кимура говорила только на своем родном японском, что было, по мнению Анжелы, хамством и наглостью по отношению к тем, кто с этой раскрашенной куклой общался. Что, так сложно выучить несколько фраз?

Слава Богу, что взаимные расшаркивания длились всего пять минут. Японка, холодно извинившись, попросила Карлу проводить её к клиенту. У миссис Эванс вытянулось лицо:

- Вы отказываетесь посетить открытие сезона? Но я… Вам что – то не понравилось в прошлый раз, мадам?

Госпожа Кимура поспешила уверить Карлу, что дело не в чемпионате, заведение миссис Эванс, как обычно, выше всех похвал.

- Прошу меня извинить, но сегодня вечером я вынуждена оставить вас, моя дорогая, - легко поклонилась адвокатесса. – Я нужна в Токио. Вылет у нас через три часа, - она бережно прикоснулась к руке ассистентки.

Карла осторожно попросила уделить внимание хотя бы первой схватке, бой обещает быть интересным. Француз, виртуозно владеющий борьбой сават, против русского спецназовца. Японка с минуту думала, затем дала согласие.

- Но не дольше. Прошу меня извинить, я сегодня вынуждена уйти намного раньше, чем мне хотелось бы, госпожа Эванс. Пока мы будем наслаждаться вашим чудесным шоу, приведите мне Сами Знаете Кого, - адвокатесса протянула заместительнице начальника зоны сложенную вдвое бумагу. – И я хочу, чтобы вы его на этот раз зафиксировали более надёжным способом.

Подруга просияла, а Анжелу начало мутить от отвращения. Это же надо совсем не уважать себя, чтобы пресмыкаться чёрт знает перед кем. Карла так не приседала, даже когда к ней подошел один из сенаторов. Одна. Конгрессмен Карен Вудлор, поздоровавшись с миссис Эванс, обратила внимание на японку. О чём они говорили, Анжела так и не поняла, но результат беседы сенатора явно обрадовал. Уходя к мужу и взрослым детям, Карен вскользь обронила, что жизнь есть бумеранг, всё вернулось. Супруг злорадно сказал, что «так ей и надо, этой суке», затем спохватился, наклеивая привычную улыбку.

О ком шла речь, Анжела не смогла прояснить, да и не нуждалась она в этой информации. Поговорить с сестрой – вот что необходимо. Когда до начала первого боя осталось пять минут, и дамы удалились, чтобы подправить макияж, Миллер сумела перекинуться с Амёбой несколькими фразами. Проводя по губам прозрачным блеском, Анжела негромко спросила, долго ли старшая сестрица намерена строить из себя самостоятельного человека, и скоро ли в ней проснется совесть, ведь надо ухаживать за отцом и мамой, обеспечивая им комфортный быт в фамильном особняке.

- Хватит уже мотаться, в компании чёрт знает, кого и дьявол разберет, куда, Лекси, - вполголоса предложила капитан Миллер. – Давай так: ты сейчас говоришь своей японке, что больше у неё не работаешь, и едешь потом со мной. Дня два пересидишь у меня, то есть, у семьи Кирби, я пока там остановилась, мне надо будет переговорить насчет тебя с родителями, буду звонить им обоим, чтобы они дали тебе шанс заслужить их прощение, затем вернешься домой, откроешь Миллер - холл, и займешься хозяйством. Маме уже тяжело квартировать у кузины Бесс в период отпусков, там всё чужое, а мама хочет сама принимать решения. Папа скоро тоже назад приедет, он больше не собирается преподавать за границей, дома им нужен кто – то, кто будет помогать. Ему еще сложней, чем маме, жить у дальней родни, отцу не нравятся правила, принятые в той семье. Да и ты, моя дорогая сестра, выглядишь не лучшим образом, если говорить мягко. Извини. Ты же тощая стала, точно спица, ни груди, ни зада не осталось, выглядишь древней старухой, даже твой грим уличной проститутки тебя не спасает. Одеваться и краситься ты до сих пор не умеешь. Пойми, Дурында ты злопамятная, мы же тебе только добра хотим. Мы знаем, как лучше для тебя. Я, папа и мама. Возвращайся домой. Хватит уже притворяться взрослым человеком, Лекси, я тебя умоляю. Извини, но твой подростковый бунт несколько затянулся. Иди к нам, Алексис, и делай, что взрослые умные люди велят. Живо. Сколько ты еще протянешь без нас? Куда пойдёшь, когда тебя с нынешней работы выгонят вон? Тебя ведь выгонят за непригодность, увольнение вопрос времени. У тебя же ни ума, ни красоты, ни ценных знаний, ни профессии нормальной нет. Пойми, мы все переживаем за тебя. Вернись домой.

Старшая сестра, вперив в Анжелу ненавидящий взгляд, презрительно повела худыми плечами, всё еще покрытыми отметинами детской почесухи (вследствие постоянных сильных стрессов, которые она перенесла, живя с родными):

- А ты попробуй меня заставить, дорогая. Только без обид: я скорее на улице подохну с желтым билетом, чем в ваш могильник вернусь, и снова начну всех вас обслуживать. Кстати, раз тебя беспокоит мать, что сама домой не едешь, если такая хорошая?

Анжела шепотом пояснила, что она, как и родители, серьезно работает, строит карьеру, личную жизнь, и посему не может себе позволить роскошь сидеть дома. А вот Лекси ничего не делает, целыми днями гоняя воздух.

- Да пошла ты, святоша долбанная… - отбила удар Дурында. – Ты, и эти, которые вроде как родители.… Идите в задницу, ясно? Я никогда к вам не вернусь! Ах, да, - прищурилась Алексис, - тебя плохо проинформировали насчет моих отношений со свекровью: из дома меня после смерти Декстера она не выгоняла. Мы, когда его похоронили, сами перебрались обратно в Штаты. Мне тут удобнее работать, а Летти хочет жить подальше от тягостных воспоминаний и парочки мудаков, не простивших ей её происхождение. Да, Анжела, мать моего покойного мужа сейчас живет со мной. Что, сюрприз, дорогая?

Миллер в сердцах назвала сестру непроходимой дурой с больным самомнением и полным отсутствием критики к своей пустоголовой персоне.

[Рингиллиан Эрде]

- Впрочем, мешать тебе, загонять себя в гроб я не буду, - прошептала Анжела перед уходом. – Заговорит стыд – звони, попробую убедить папу и маму разрешить тебе прийти назад.

Алексис в ответ громко хлопнула дверью туалета. Анжела, оставшись одна, стиснула кулаки. Лекси дура, непрошибаемая дура! Давно уже перешагнула тридцатилетний рубеж, а интеллект у неё так и остался на уровне умственно отсталой детсадовки. Обижали её дома, надо же, какое расстройство! Мало, видимо, обижали, раз хватило бесстыдства подать на родителей в суд, лишить их, при помощи тётки – адвоката, всех прав на опеку, и сбежать в столицу. Поселилась она у двоюродной сестры папы, которая после процесса вообще запретила Миллерам появляться на пороге её дома. Хотя и Анжела, и Кертис, и папа с мамой в один голос твердили, что они хотят, как лучше, им, в отличие от погрязшей в детских обидах Алексис, виднее, они смотрят на старшую дочь со стороны, и понимают: без помощи семьи Амёбе не выжить. Клёклая Дурында глупа, медлительна, некрасива, плохо учится, еще хуже работает, обладает на редкость дурной памятью, не позволяющей ей запоминать даже имена коллег, и совершенно неприспособленна к самостоятельной жизни. Алексис надо оставаться под опекой и контролем родителей, а также беспрекословно слушаться брата (пока тот не спутался с той девицей из Алабамы, когда учился в столице) и сестру. Тогда Лекси не придется опасаться за свой завтрашний день. Но разве прислушается к голосу рассудка Злыдня На Чердаке? Да никогда в жизни! Дорвалась до вожделенной свободы, дура набитая…

У Анжелы душа горела от боли, страха, тревоги и беспокойства, когда Миллер вспоминала «паршивую овцу» их уважаемого семейства. Иногда у капитана даже возникала мысль вообще лишить Лекси дееспособности, признав её лишь частично вменяемой, оформить над сестрой официальную опеку и принудительно вернуть домой под надзор родных (как однажды поступили с миссис Кирби). Но слишком уж хорошо знала Анжела правоохранительную систему своей славной родины, чтобы быть уверенной в успехе такого дела. Оно было априори провальным. Любой начинающий адвокатишка, желающий сделать успешную карьеру, не хуже Фаринелли – кастрата завизжит тут о нарушении прав человека. Лекси вместе с ушедшей на покой тётушкой не упустят шанса вывалить ворох жалоб на тиранию отца и оскорбительное поведение матери. Напомнят, что Лекси принуждали делить свою комнату с посторонними бабами (это гости мамы и папы, преподаватели знаменитейших учебных заведений мира посторонние бабы, да - да), не пускали гулять, если вечером родители ждали гостей. Ведь надо было прибирать дом, идти в магазины, готовить ужин, сервировать стол, далее приводить себя в надлежащий вид, чтобы позже, будучи уже одетыми, причесанными и накрашенными, выполнять приказы родителей. Все дети Миллеры были обязаны посещать домашние рауты и научные собрания, устраиваемые старшими членами семьи. Кроме, разумеется, Дурынды. Её нельзя было пускать в гостиную, где собирались коллеги и начальство прославленной ученой четы. Амёбу, когда другие сидели за праздничным столом (изредка в кафе), всегда запирали на ключ в отведенном ей помещении, ибо один её мрачный унылый вид, «украшенный» россыпью прыщей на лбу и щеках, портил настроение, как хозяевам, так и гостям. Лекси не умела поддержать светский разговор, корчила кислую мину, когда взрослые люди делали ей замечания. Она крайне болезненно реагировала на рекомендации маминых подруг – неврологов по поводу своего горизонтального нистагма, который у неё отлично видели опытные врачи, начиная то злобно огрызаться, то вовсе кидаться в слезы, если доктора проявляли настойчивость, предлагая ей пройти у них обследование. Медики хотели ей помочь, а она ударялась в истерику, крича, что абсолютно здорова, но к ней вечно придираются, ища себе жертву для проведения опытов. В клинику она не пойдет, и мерзкие таблетки глотать не будет, у неё после них сильно кружится голова. Бесполезно было говорить ей, что тут имеет место обычный побочный эффект. Любая встреча Алексис с коллегами матери кончалась диким скандалом. Потому папе, уставшему от ругани и слез, приходилось помещать дочь под замок, временно ограничивая даже перемещения по этажу. Этот родительский, совершенно уместный и адекватный личности Дурынды запрет суд, потом трактовал как «систематическое незаконное лишение свободы, насилие и унижение человеческого достоинства». А уж когда у Лекси отобрали комнату в качестве наказания за её упрямое нежелание слушаться старших, меняясь в лучшую сторону, и переселили на темный просторный чердак, то сестрица сочла себя свободной от всех обязательств по отношению к родным. Как – то раз, незадолго до Пасхи отец, устав ждать, когда Дурында принесет ему поднос с утренним кофе и поджаренным хлебом (её обязанность с восьми лет), пошел наверх, где обнаружил, что в комнате никого нет, а посередине старого ковра валяется записка. Суть послания сводилась к тому, что Дурында от них уходит, будет жить самостоятельно. А еще она подает против родных иск, ибо у неё больше нет сил и желания, терпеть издевательства со стороны четверых садистов, как она назвала папу с мамой, Кертиса и Анжелу. У этой дрянной Амёбы хватило жестокости обозвать родителей фашистами, которым нужны не дети, а молчаливые покорные узники Дахау.

Процесс сестра выиграла, сменила имя, фамилию, и, став человеком без роду и племени, начала новую жизнь.

Папа и мама после ухода старшей дочери года три не упоминали даже её имени, родители безжалостно сожгли все семейные фотографии с Алексис на заднем плане, выбросили вещи, даже сделали ремонт в её бывшей комнате и на чердаке, уничтожая любые свидетельства существования этой подлой особы. На Анжелу и Кертиса в те годы легло двойное бремя, им обоим пришлось доказывать отцу и матери, что они, в отличие от Лекси – хорошие дети, чтут и уважают старших. Кертис на первых порах делал, как велел ему папа – математик: уехал в Вашингтон, с легкостью поступив там, в престижнейший медицинский университет. И оказался, как выяснилось через несколько лет, куда худшей сволочью, чем сестрица Алексис. Та хоть честно сказала, как она ненавидит родных, Кертис же, этот лживый фрукт (пусть и нельзя плохо говорить о мертвых), усыпил бдительность отца, притворившись порядочным человеком и примерным сыном…

Он познакомился с красивой сокурсницей, женился без разрешения родителей, будучи на третьем курсе, а получив диплом, вместе с молодой женой и маленькой дочкой смылся работать в Раккун – Сити, хотя папа уже выбрал для наследника рода Миллеров отличную должность и супругу из очень хорошей семьи. О своём браке, рождении ребенка и переезде на новое место жительства дражайший родич сообщил постфактум в день отъезда, продемонстрировав семье ксерокопии документов. Их состояние можно было назвать одним словом: шок.

Естественно, что отец и мать, очнувшись от ступора, жестко потребовали от Кертиса объяснений, он же должен был вернуться в отчий дом. Братец, скотина неблагодарная, заявил, что ему тут, в их склепе, все осточертело лет с пятнадцати, и он теперь будет жить, как хочется ему. Он, оказывается, давно уже задолбался прогибаться под родительские запросы и соответствовать их ожиданиям. Ничьи жопы, даже папину задницу вкупе с маминой, он больше вылизывать, не будет. Его достало плясать, когда ему свистнут. С него хватит, он тоже уходит. Ему уже не пять лет, чтобы покорно слушаться мамочку, одновременно приветливо кивая козлу – папаше. Разругался с домашними и громко хлопнул дверью.

Как она тогда ненавидела старшего брата! Как хотела разбить ему физиономию, врезать от всей души этой двуличной скотине! Она не меньше родителей ждала возвращения Кертиса. В то лето ей, золотой медалистке, пришло второе письмо из Кембриджа, её туда звали учиться, её снова пригласили, сообщив, что достигнутые ею результаты, помимо зачисления на основе простого собеседования, позволяют еще и претендовать на хорошую стипендию. Как она была счастлива, как радостно собиралась на покорение новых высот!

[Рингиллиан Эрде]

Но, увы, все её мечты рухнули в один день по вине лишенного даже намека на признательность эгоиста. Кертис, поссорившись с родителями, спокойно уехал, хотя она умоляла брата одуматься и прийти назад. Говорила о сыновнем долге, обязательствах, убеждала в том, что нельзя вот так исчезать, ибо по городу сразу начнут ходить дурные разговоры, а папа с мамой их не переживут. Братец слушал – слушал, и со злой ухмылочкой спросил:

- Что, так не терпится удрать в Кембридж, сестренка? Решила на время учебы мной прикрыться?

Анжела ответила с максимальной честностью:

- Я же тебе возможность дала. Теперь ты обязан вернуть мне свои долги. Дай мне шанс получить хорошее образование.

Старший брат её на эти слова грубо послал, сказав, что он никого не просил причинять ему добро. И он ей не должен ни хрена.

- То есть, как это ты мне ничем не обязан?! – взвилась тогда Анжела. – Ну, знаешь,…Я еще в прошлом году могла уехать на учёбу, но осталась, потому что надо думать о папе и маме! Теперь уже твоя очередь, Кертис! Отдай свои долги! Ты ведь можешь отправиться на работу в Раккун – Сити после того, как я получу диплом! Отложи свои планы ненадолго, прошу тебя…

Братец, криво усмехнувшись, спросил, кто мешает ей уехать в Кембридж прямо сейчас. Анжела, гневно стиснув кулаки, объяснила, что нельзя оставлять без помощи папу и маму, дома всегда должен находиться тот, кто возьмет на себя бытовые хлопоты. Кто – то же должен ходить за покупками, наводить порядок, стирать, готовить, заниматься переводами, приносить с почты всю корреспонденцию, встречать и провожать папиных учеников, устраивать вечерние чаепития…

Кертис прервал её монолог, заржав на весь трехэтажный особняк. Обозвал её наивной дурой, не понимающей, что их уважаемые родители – две наглые ленивые жопы (да, прямо так и сказал), которые ни черта не хотят делать сами. Оба полностью сохранны в плане самообслуживания, просто привыкли уже, за последние двадцать пять с лишним лет, к трем дармовым горничным, вот и корчат сейчас из себя убогих, давя на старательно взращиваемые в детях чувства долга и вины.

Кертис тогда долго с ней ругался, доказывая младшей сестре, что нет у неё никаких препятствий для учебы в Кембридже, кроме её собственного идиотизма, подкрепленного истериками родителей. Уходя из дома, брат сказал:

- Я тут еще несколько лет торчать не буду.

Она, все еще надеясь, что он ей поможет, выскочила в слезах на улицу, поймала Кертиса за руки и снова стала умолять войти в её положение.

- Отвали, ясно! Я уезжаю! Пошли все к черту, достали!

Брат грубо отшвырнул её руки, и не поскупился на злые слова, даже когда она разрыдалась в голос, прося Кертиса помнить о сыновнем долге и семейной чести. Миллер – младший обозвал её идиоткой, больно толкнул на крыльцо, сел в машину и уехал. Анжела чуть позже связалась с женой брата, надеясь, что та ей поможет. Новоявленная миссис Миллер, издав раздраженное шипение, сказала, что их уже ждет такси, и у неё нет времени на разгребание проблем, порожденных чужой глупостью.

Час спустя, во время ужина, отец спросил, какое она приняла решение. Пойдет ли их третий ребенок на предательство ради личных амбиций, или старшие Миллеры вырастили хотя бы одну хорошую дочь?

Ответ она имела право дать только один.

Она не поехала учиться в Кембридж, запретив себе даже думать об этой роскоши. Она поступила в гуманитарный колледж, выбрав такую нужную родителям профессию секретаря. Потянула бы и Гарвард, но отец, будучи одной из ключевых фигур в руководстве университета, запретил ей подавать туда документы. Её, из-за кровного родства с начальством, не будут воспринимать как достойную студентку. Да и отцу лишние разговоры не нужны.

К лету 1998 она уже проходила последнюю, самую важную практику в полицейском участке. Разрывалась между учебой, родителями и семьей капитана Кирби. День был расписан по минутам, она должна была успеть, не только выполнить обязанности младшей секретарши, но и забежать в Гарвард к отцу, встретить из командировки маму, дома подготовить торжественное вечернее чаепитие. После прибрать гостевые спальни к приезду французских профессоров, и выкроить время на доставший до нервного тика променад с Алисой. Уход за умирающей бабушкой тоже был возложен на Анжелу: надо было подать судно, вынести его, тщательно подмыть старуху, поменять ей специальное белье, преподнести чай, и прочитать вслух главы из Священного Писания, на что тоже тратилось немало времени. А перед сном Миллер отчитывалась папе, что она успела за прошедший день. Изредка почтенный учёный хвалил её, гораздо чаще был недоволен. К Бауманам заехать она не успела, курицу сделала абсолютно пресную, он был вынужден сам досаливать, мама нашла в одной из двух якобы прибранных комнат пыль, бабушке судно вовремя никто не принес, да и миссис Кирби снова плакала, потому что Алиса вернулась домой на десять минут позже разрешенного ей времени.

Анжела, зная, что виновата, молчала. Когда отец выдыхался, она смиренно просила прощения. Крайне редко в ней поднимали голову обида и возмущение. Разве так трудно посолить курицу самому? Где она возьмет время на Бауманов, когда в тот же самый час ей нужно мчаться в аэропорт забирать маму, а потом ходить за бабушкой? Бывало, что она отцу на его претензии осторожно возражала. Папа отвечал просто: кто хочет – тот делает. А уж кто не желает… Он – то всегда найдет причины с целью оправдать собственную лень и ненависть к семье.

[Рингиллиан Эрде]

До осени они жили относительно тихо, а с сентября, когда на улицы Раккун – Сити вырвался Т – вирус (они, само собой, правды в те годы не знали), из её дома опять исчез покой. Как оказалось, навсегда. Первое, в Гарвардвилль вернулся блудный сын. В середине осени. И родители, и Анжела очень обрадовались: в ней проснулась надежда на отъезд в Кембридж, старшие члены семьи тут же начали строить смелые проекты относительно будущей карьеры наследника. Да уж, мечтать порой не вредно, а очень даже вредно…

Приехал Кертис назад в самом начале октября, купил себе одноэтажный коттедж, и зажил там озлобленным на весь мир сычом. К родителям, хотя бы для того, чтобы поздороваться и спросить, может ли он оказать им какие – то услуги, заглянуть не потрудился. Папа сам пришел к нему, хотел узнать, намерен ли его сын извиниться и жить, как раньше. Кертис притворился глухим. Отец около получаса стоял у входной двери, стучал и звал. Любящий сын визит проигнорировал. На работу по возвращении в родной город Миллер – младший и не подумал устраиваться, всё искал причины гибели Раккун – Сити.

Через год, устав от сплетен, порождённых выходками Кертиса, отец и мать уехали работать в Европу. Анжелу с собой не взяли, особняк заперли, приказав дочери искать собственное жилье.

Два месяца она квартировала у брата, потом, после устройства на работу к капитану Кирби, ей удалось снять миниатюрную студию и освободить родича, явно тяготившегося её присутствием в доме, от своей компании. Первой мыслью было продержаться в должности секретарши до лета, затем всё же уехать на учёбу в Кембридж. Планами она поделилась с матерью. Та ее выслушала и повесила трубку, не говоря ни слова в ответ. Анжела удивленная такой реакцией, перезвонила, думая, что по техническим причинам прервалась связь. К телефону подошел отец. Когда Миллер спросила его мнение, он равнодушно бросил, что их подлая дочь может жить, как ей угодно. Им с мамой не привыкать к предательствам. Выразил «ФЭ» и отсоединился.

Следующий месяц она провела в подвешенном состоянии, не понимая, на что так обиделись родители. Потом они вдруг объявились на её пороге. Анжела очень обрадовалась, привычно накрыла «малый» торжественный стол. Ужинали в молчании. Разговаривать досточтимые предки начали после чая. Прежде всего, забраковали снятую дочерью студию.

- Где ты нас принимать собралась, когда мы в отпуск или на праздники приедем, хотелось бы мне знать? – поджала губы мама.

Отец же в щепки разнёс как квартиру, так и дом, район, и даже цвет обоев. Ничего ему тут, в её норе, ему не нравится. Он приехал отдыхать. Ждёт привычной комфортной обстановки, ему нужен свой просторный кабинет, но здесь, же невозможно и на минуту расслабиться! Безобразие, а не дом. Он, как и мама, хочет полноценно отдохнуть, чтобы позже с новыми силами вернуться к карьере.

На языке Анжелы завертелся совершенно логичный ответ, но она была слишком хорошей дочерью, чтобы прекословить тем, кто дал ей жизнь. Спросила папу, какое жильё он мог бы ей рекомендовать. Глава семьи, тяжело вздыхая и морща нос, разрешил снять квартиру из трех комнат.

- Конечно, мало, тесно и неудобно, дочь, но мы с твоей матерью потерпим, - он жестом приказал еще раз наполнить свою чашку. – И не рассусоливай, нам нужны удобства.

Ту ночь она спала, лежа на полу, потому что в её кровати устроились родители, а утром кинулась искать подходящее место.

Капитан Кирби и здесь пришел на выручку, познакомив Анжелу со своим другом – священником. Падре уезжал на Черный Континент, и любезно согласился пустить к себе жильцов. Никакой дополнительной оплаты, кроме привычных счетов, он не требовал, дав Миллер одно задание: проверять почтовый ящик. Если будет, какая корреспонденция на его имя, её надо отнести в его церковь. Всё.

[Рингиллиан Эрде]

Как она жила до лета 2005 года, когда Кертис окончательно сошел с ума, Анжела вспоминать не любила. Об учёбе в Кембридже ей пришлось забыть. Отработав десять месяцев секретаршей, она поступила в Полицейскую Академию, блестяще закончила, и начала строить карьеру с самой нижней ступеньки, вступив в ряды спецназа. Параллельно с работой Миллер проходила дистанционное обучение в Йельском университете, изучая там менеджмент, общественное здравоохранение и архитектуру. Первую дисциплину она выбрала, чтобы лучше разобраться в управленческих тонкостях службы, два других предмета были нужны родителям. У папы - математика много знакомых учёных, чьи научные труды связаны с возведением зданий, а маме, известному на всю страну неврологу, необходим человек, близкий к медицине. Кертис, который после получения диплома должен был стать личным секретарем матери, подло обманул её ожидания, так что сейчас профессор Карина Миллер рассчитывала на дочь.

Анжела оправдала возложенные на неё надежды, успевая выполнять свои непосредственные функции в качестве бойца полицейского спецназа, писать и отсылать в университет бесчисленные курсовые работы, статьи и рефераты, а также принимать как отца с матерью, когда те приезжали на отдых, так и их коллег. А пока была жива ставшая совершенно невменяемой бабушка, Миллер ухаживала и за ней. Слава Богу, что старуха умерла раньше, чем Кертис опозорил весь их род, превратившись в брызжущего желчью бомжа с отросшими до плеч нечесаными космами и фанатичным блеском в воспаленных глазах.

24 июня 2005, то есть через два дня после атаки на аэропорт, не дожидаясь ни окончания следствия, ни даже похорон сына, отец с матерью, хоть и были оба в отпуске, опять сбежали в Европу, дав дочери строжайший наказ в ближайшие сроки покинуть Гарвардвилль. Анжела, зная, что обязана думать, прежде всего, об интересах семьи, спросила, куда именно ей следует перевестись. Папа выбрал Вашингтон. Работать здесь престижнее. Это первое. Второе: может быть, ближе к уходу на покой он и мама решат обосноваться в столице.

Ей долго не везло. Первые полгода, пока её считали сестрой преступника, на существенные изменения в карьере рассчитывать было бессмысленно. В течение следующих двух лет Анжела раунд за раундом терпела поражения в жесткой конкуренции с несколькими сослуживцами, отнимавшими у неё вожделённое распределение в Вашингтон. Миллер очень расстраивалась и злилась, не слушая утешений капитана Кирби, заверявшего своего самого перспективного офицера, что ей просто нечего делать на отобранных у неё вакансиях. Она не управленец, не её стезя тихо сидеть в кабинете, работая за письменным столом. Изредка шеф деликатно напоминал, что разговоры о жизни в столице заводили родители Анжелы, но никак не она сама. Капитан Кирби очень аккуратно внушал ей, что Миллер пора руководствоваться своими собственными соображениями и целями, оставив в стороне навязанные извне установки. Дочерний долг, конечно, понятие святое, но нельзя, же ради него жертвовать своей жизнью. Сидеть нянькой при его психически больной жене, и выходить замуж за Саймона в силу давней дружбы тем более не стоит.

- Думай о своей судьбе, дочка, - сказал ей капитан Кирби после третьего провала. – Бери должность, которая принесет удовлетворение тебе, а не нам с сыном и не твоим родителям. Маргариту вообще не принимай в расчет. Моя бедная жена давно уже существует в мире фантазий, не хватало, чтобы ты из-за неё сломала себе жизнь.

Куда более осторожно и бережно Кирби предостерег её от изменений ради частых встреч с Леоном Кеннеди. Этот потрясающе красивый мужчина, по словам её бывшего начальника, был несвободен. Сколько раз Анжела умоляла руководителя сообщить ей подробности, вспомнить трудно. Старый коп давал один ответ: я увидел много, но тайна не моя. Миллер просила хотя бы намекнуть ей, но получила отказ.

- Не пробуй выяснить, дочка, все равно не скажу, - мотал головой капитан. – Просто запомни: у него уже есть женщина. Он не для тебя. И я тебя умоляю еще раз крепко подумать, нужны ли тебе такие перемены в жизни, милая моя, если ты затеяла их ради него, или хочешь ублажить отца и мать.

Слава Богу, что в конце января 2007 года её злоключения кончились. Она могла праздновать победу на посту начальницы «убойного отдела» в семнадцатом полицейском участке Вашингтона. Всхлипывая от счастья, позвонила родителям, сказав, что теперь она сможет принимать их там, где они давно хотели работать. Увы, радость ей омрачили, ответив, что столовые приборы дороги к обеду, она бы отца с матерью еще двадцать лет ждать заставила. Но в отпуск к ней родители все – таки приехали. Хвала небесам, что её нынешнее положение позволило Анжеле требовать себе просторную квартиру, способную удовлетворить потребности всей семьи. И спасибо Богородице, что папа с мамой сейчас читают методические курсы (каждый по своему профилю) в Румынии и не могут видеть эту подлую дрянь Алексис, грузно опускавшуюся в кресло рядом с японкой адвокатессой…

Миллер призвала на помощь все свое умение владеть собой, чтобы не смотреть в ту сторону, но взгляд её, помимо воли, обращался только к этой парочке. Японка сидит прямо, словно на спине под кимоно у неё спрятан меч. Руки чинно сложены на коленях, маленькие ножки плотно сжаты, на лице никаких эмоций. Вот Алексис ведет себя иначе: крутит головой туда – сюда, теребит ремешок дорогой сумочки, одну ногу закинула на другую, хотя ей с детских лет твердили, что сидеть подобным образом недопустимо. Поймав на мгновение взгляд, Амёбы, Анжела сделала хорошо понятный сестре жест, приказывая той сесть, как положено. Реакция была стандартной: Лекси украдкой показала ей средний палец и отвернулась.

- Не обращая внимания, Анжи, - тронула её за руку Карла. – Твоя сестра так и осталась кретинкой. У меня отличная память на лица, я знаю, что Бэлла не Бэлла. Эта сучка, хотя бы на Новый Год вам открытки шлет?

Анжела с деланным равнодушием сказала, что ни ей, ни родителям отписки не нужны.

- Пусть живет, как хочет, - глянула она на подругу. – Бог ей судья.

[Рингиллиан Эрде]

Карла раздула точеные ноздри и раздраженно прошептала, что она не потерпела бы такого безобразного отношения. Анжела отмахнулась:

- Оставь её. Я уже…

Из черной сумочки послышалось жужжание. Анжела вытащила телефон, думая, что её вызывает миссис Кирби, но по дисплею бежал номер матери. Миллер, холодея, встала и извинилась перед Карлой:

- Прости, срочный вызов.

Она стремглав выскочила в коридор и нажала зеленую клавишу:

- Да, мама.

- Не прошло и года, как ты соизволила нам ответить,- желчно сказали на другом конце. - Мы через два часа приземлимся. Пятый зал.

Мать повесила трубку. Анжела секунды на три потеряла ориентацию в пространстве и времени. Мама приехала в Гарвардвилль?! Сейчас?! О, Боже...

Так, соберись, прекрати истерику, скомандовала себе Миллер. Вызвала из зала для боев Карлу, сообщила о неожиданном приезде родственницы:

- Мне необходимо срочно ехать в аэропорт, извини. Маму надо забрать.

Подруга тут же организовала ей транспорт и охрану, пока Анжела в панике меняла вечерний наряд на костюм, а потом, перепрыгивая через три ступеньки, мчалась во двор, где её ждала машина. Быстрее, быстрее, можно же опоздать…

Разумеется, что встретить маму вовремя она не успела – водитель полз со скоростью беременной черепахи, ссылаясь на мокрое после ливня шоссе. Влетела в зал номер пять, огляделась, ища Карину Миллер. Никого. Анжела достала из сумочки телефон:

- Мама, я на месте… Ты где?

Вызов сбросили. Миллер выскочила на улицу и в испуге завертела головой, ища обидевшуюся родительницу. Слава Богу, вот она, идет к стоянке такси. Не одна. Миссис Миллер шла в сопровождении девушки лет семнадцати на вид. Невысокая хрупкая блондинка с тонким нервным личиком, осиной талией и толстой косой, свободно ниспадавшей вдоль спины. Её плечи отягощал большой рюкзак, с левой руки свешивалась дорожная сумка. Картину дополняли ноутбук и обычный дамский «конверт» - клатч на длинном ремешке. Багаж матери оказался более впечатляющим: чемоданы на колесиках, огромный кофр для видеоаппаратуры, которую невролог всегда возила с собой, две прозрачные торбы, набитые книгами, компьютер и деловой кейс для транспортировки папок.

Увидев мать, Анжела громко окликнула, однако Карина Миллер притворилась, будто не слышит, что её зовут. Девушка же, шедшая около женщины – врача, резко обернулась:

- Вы нам?

Анжела, прерывисто дыша, остановилась:

- Да. Извини, мама, что я так опоздала, больше не повторится. Машина нас уже ждет.

Блондинка радостно выдохнула, но мать, похоже, обиделась всерьез:

- Доченька, мы сами доберемся до дома нашей кузины Бесс. Я сейчас найму такси. И впредь буду думать, прежде чем просить о поддержке неблагодарных предателей, озабоченных только своей персоной.

Анжела застыла, не веря собственным ушам. Доченька?! Она была так удивлена, что пропустила эпитет «предатель», которым её наградила недовольная опозданием матушка. Миллер стояла соляным столбом, пока мать говорила с таксистом. Парень отказался везти в город как Карину, так и её дочь, потому что у него закончилась смена. Нет, даже сверхурочно он не повезет. Он её еще с прошлого раза, когда она его обманула, «забыв» выплатить положенную сумму, помнит.

- Жалуйтесь, если хотите, - вредный молодой человек захлопнул дверь машины. – Мой начальник сказал, чтобы больше никто из нас вас, любителей кидалова, на борт не брал. Другого дурака ищите. И я повторю: смена кончилась, дополнительные часы нам не платят. Кризис, мадам…

Анжела, возмущенная подобным отношением к своей матери, не замедлила вступиться. Жестким тоном она приказала наглому парню сию же секунду обслужить клиентку и её дочь.

- Вы слышали, что я велела вам сделать? – капитан Миллер ткнула парню служебное удостоверение. – Вы немедленно выполните полученный заказ.

- Не в этой жизни, леди, - таксист распахнул дверь авто для полного мужчины с огромной сумкой. – Ксивой меня пугать глупо, я знаю мои права. Ищите для этой бабы другого идиота.

Он занял свое рабочее место, пристегнулся и газанул в ночь, увозя пассажира домой. Анжела в бессильной ярости стиснула кулаки. Вот ведь мерзавец!

[Рингиллиан Эрде]

Хрупкая блондинка тронула миссис Миллер за руку:

- Что делать дальше, мама? Другие машины уже заняты. Как мы доберемся до кузины Бесси?

Анжела рискнула тронуть мать за локоть:

- Мама, для вас уже готов транспорт…

Эти слова также были пропущены мимо ушей. Карина вытащила сотовый телефон и стала названивать кузине. Раз, другой, третий.… После десятого вызова Анжела робко вклинилась с извещением, что кузина до середины августа уехала в Петербург. Какая – то семейная путевка, полученная от начальника. Звонила ей перед вылетом, хвасталась.

- У них дома пока никого, мама, они будут за границей почти на лето. Позволь мне вас отвезти…

Карина Миллер, поджав губы, с минуту думала, как ей поступить, затем вернула телефон в чехол:

- Тебя только за смертью посылать, дочь. Я к какому часу велела быть на месте? Что, так трудно хоть единожды сделать хорошее сестре и матери? Да, у тебя теперь есть сестра. Изволь считаться с ней.

Девушка протянула руку:

- Маргарет Бофорт, сейчас Маргарет Миллер.

- Бофорт?!

Вот это «сюрприз»…

Мать больно сдавила Анжеле плечо и зашипела ей прямо в ухо, чтобы не услышала Маргарет:

- Ни слова больше, ясно? Если тебя чем – то раздражает новый член семьи – убирайся вон из нашей жизни сей же момент и живи, как твоей эгоистичной душе угодно. Но я настоятельно рекомендую тебе остаться человеком. Твоя сестра пережила страшную трагедию, к ней нужен особый подход.

Анжела понимающе кивнула, дополнив размышления мамы словами о том, как вредны для нового члена их семьи лишние стрессы.

- Пойдем в машину, мама. Водитель ждет. Отвезет вас к кузине.

Мать прищурилась:

- Ты что, не открыла особняк?

- Мама, я же не знала, что вы вернетесь. И приехала я на день рождения миссис Кирби, взяла всего пять дней отпуска, жене капитана с каждым годом только хуже… Я боюсь, что когда – нибудь за ней могут не уследить, и она попадет в клинику. Кроме того, от самого дома у меня нет ключа, я имею доступ лишь в гостевое крыло…

Карина отреагировала хорошо знакомым Анжеле холодным взглядом и молча, села в предоставленную Карлой машину. Рядом с ней уместилась Маргарет и тут же закрыла глаза. Сумки обе родственницы оставили на попечение Анжелы. Она потратила почти четверть часа на аккуратную укладку багажа, проявляя особую осторожность с кофром. Наконец, около полуночи они приехали в дом тёти Бесс. Маргарет, сославшись на усталость, отправилась принимать душ, мать тоже, поэтому ужином занялась Анжела.

За те десять минут, что она варила яйца, кипятила чайник и разогревала курицу, ей удалось прийти в себя и составить новый план на остаток отпуска. Об учёбе, предложенной Владом, нужно забыть. Мама наверняка захочет проверить, в каком состоянии их особняк, и её нельзя будет бросить там одну.

- Можешь не притворяться, делая вид, что рада нашему с Маргарет приезду, - Карина Миллер, в халате и домашних пушистых тапочках спустилась на кухню. – Что с нашим домом?

[Рингиллиан Эрде]

Анжела, положив на мамину тарелку филе и два яйца, повторила, что у неё нет ключей, папа ведь перед отъездом их забрал, оставив доступными только помещения, отведенные гостям. Поэтому посетить усадьбу с целью проверки она не могла.

- Как всегда, твои оправдания и причины, - мать оттолкнула ужин. – Где тосты? Мне что, опять всю работу выполнять самой?!

- Извини, пожалуйста, мама, - опустила голову Миллер. – Я просто не смогла поджарить хлеб, в это время…

- Я тебе сто раз говорила, что твое «не могу» живёт на улице с «не хочу»! – миссис Миллер ударила кулаком по столу. – Скажи, что ты тут сейчас делаешь? Зачем ты приехала за нами, если мы тебе не нужны? Ты в отпуске? В отпуске. Вот иди и занимайся собой, а о родных забудь, мы с дочерью не калеки безрукие. Сами способны и домой дойти, и ужин себе приготовить! Что ты стоишь? Показушные пляски нам с Маргарет не нужны! Иди, давай, развлекайся, у тебя же отпуск! Да на твоем лице написано, как тебе противно находиться рядом с нами! Не хочешь помогать – убирайся вон, мы переживем и твое предательство!

Маму, очевидно, кто – то уже ухитрился сильно разозлить. Карина обрушила на Анжелу весь свой гнев, требуя сказать, почему бессовестная дочь не примчалась в аэропорт заранее, чтобы встретить родных у самого трапа, почему она же не навела чистоту в их семейном гнезде, и с какой стати их вез этот мрачный субъект, подозрительно похожий на тюремного охранника. Анжела, пытаясь задобрить мать, подтвердила:

- Он и есть охранник, мама. Работает в заведении, где замначальника стала Карла Эванс. Ты знаешь её.

- К стыду и позору для всех порядочных людей, дочь, - начала успокаиваться мать. – Чтобы больше я даже имени этой проститутки не слышала, ясно? Она и нас утащит в пропасть, понимаешь ты меня? Чтоб никаких контактов, я чётко выразилась?

Анжела деликатно возразила, с виноватой улыбкой ответив, что разговаривать с Карлой она обязана в силу своей должности. Конечно, ей неприятно, но такова реальность. Матушка, подергивая углом рта, слушала её, грубо прервав на второй минуте:

- Посылай ассистентов, нечего самой на эту шлюху время тратить!

- Мама… - Анжела налила ей чай. – Если ты что – то знаешь – скажи мне. Извини, но я и до переезда в столицу не часто общалась с Карлой. Что происходит?

Дама – невролог, окинув дочь высокомерным взглядом, тоном пророка известила, что Карла, по слухам, организовала в своей вотчине нелегальные бои. Анжела позволила себе презрительно фыркнуть, пожимая плечами:

- Можно подумать, что данный бизнес кого – то сейчас шокирует, мама. Эти тюремные схватки сенаторы давно уже «крышуют», делая ставки на самых свирепых заключенных. Да она меня заставила пойти на открытие «сезона»! Вам с Маргарет спасибо, вытащили оттуда. Кстати, я там же нашу малышку Лекси сегодня видела. Служит какой – то гейше, называющей себя адвокатом. Госпожа Кимура. Юрист, позволяющий себе тату на шее!

Мать уронила чашку:

- И ты не увела Алексис с собой?! Да надо было волоком вытащить её оттуда!!! Надавать пощечин, схватить за волосы, сунуть в машину и привезти сюда!

- Ты лучше меня знаешь нашу систему правосудия, мама, - Анжела вытерла стол и снова подала матери напиток. – Суд без колебаний встал на защиту Лекси еще пятнадцать лет назад, теперь же… Мама, я над этой проблемой работаю. У нас есть шанс вернуть Алексис домой, но мне необходимо время.

И пока Карина допивала чай, Анжела высказала матери свои соображения о том, как им возвратить Лекси в лоно семьи. Насильно увезти нельзя, тут откровенный криминал, обман тоже чреват уголовным преследованием, их легко могут обвинить в заговоре с целью похищения человека. Выход, по её мнению, один: объявить Лекси невменяемой, ограничить дееспособность Амёбы и поместить под строгий домашний арест. Пусть тихо сидит дома, вечерами ожидая папу и маму.

- В принципе, план неплох, - одобрила мать. – С Лекси пора что – то делать. Я еще могу простить ей побег из дома и суд, но не работу у какой - то японской потаскухи.

- Тут есть и другая проблема, мама, - Анжела налила чай и себе. – Маргарет. Как ей, после перенесённого шока, жить в одном доме с Лекси?

- Она и не будет находиться там, где мы поселим Дурынду, - отрезала мать. – Маргарет хочет учиться в Вашингтоне. Ты приведешь её комнату в лучший вид.

[Рингиллиан Эрде]

Анжела с улыбкой поинтересовалась, к какому сроку нужно подготовить место для нового члена их семьи.

- Как только закончишь тут в носу ковырять, - миссис Миллер кончиками пальцев толкнула ей пустую чашку. – Давай сюда!

Она резко дернула запястьем. Анжела, отлично понявшая жест, метнулась к чемоданам и подкатила один из них к ногам Карины. Матушка вынула тяжелую папку – регистратор, протянула дочери:

- Скажи этой твоей Джулии, что готовая книга мне нужна в следующий четверг. Отсканируй и вышли ей электронной почтой вместе со списком моих требований к оформлению. И пусть перед началом проводимого мной курса посетит хороший магазин, где работают стилисты, а то на прошлой конференции она выглядела дешевой шлюхой. Перед коллегами стыдно.

Анжела взяла у матери папку, судорожно ища правильные слова:

- Насчет Джулии… Мама, нам придется искать другого переводчика. Она не хочет тратить личное время на решение чужих проблем, а я больше не могу принуждать её работать с университетами и клиникой. Извини, но эта женщина уже нажаловалась на меня шефу полиции. Обвинила в злоупотреблении должностным положением. С неё станется и на тебя натравить проверки.

Она вкратце пересказала Карине о малоприятной встрече с Мариной и последующем визите шефа полиции. На карах, которыми он ей пригрозил, остановилась более подробно.

- Наш Бешеный Эрленд пообещал выгнать в отставку и меня, и моего начальника, если эту негодницу еще раз посмеют задержать на службе, мама. У меня идет новый испытательный срок. Одно нарушение её прав – и наш мистер Бёргман выставит нас обоих. Прости, мама, но я не смогу больше давить на неё, чтобы она…

Она не закончила. Звонкая пощечина прервала её на середине фразы. Мать, с мокрыми от слёз глазами, вскочила, подбежала к двери, рывком распахнула и с надрывом крикнула:

- Вон! Слышишь ты меня? Вон из моего дома! Чтоб духу твоего здесь не было! Убирайся.… Вон! Иди, живи собственной эгоистичной жизнью, неблагодарная девчонка! Вон! Забудь о нас!

Видя, что Анжела медлит, рыдающая Карина подбежала к пребывающей в ступоре дочери, схватила её за плечи, вытолкала на крыльцо и оглушительно грохнула дверью. Через минуту мать вновь возникла на улице, сжимая в руках сумку «неблагодарной девчонки». Швырнула ей в лицо, сползла по стене на пол и вдругорядь залилась слезами, уткнувшись носом в ладони.

Истерика у матери длилась около получаса. Всё это время Анжела отчаянно просила прощения, заверяя, что она найдет выход, сумеет решить проблему:

[Рингиллиан Эрде]

- Мама, умоляю тебя.… Не стоит так переживать, я попробую уговорить её помочь тебе…

- Убирайся, - сдавленно ответила мать. – Убирайся. Вон из дома, ясно? Уходи к своей карьере, развлечениям и личной жизни. Забудь о нас.

- Мама…

Карина с трудом встала и медленно поднялась по ступенькам. Открыв входную дверь, повернулась к Анжеле:

- Уходи. Начиная с сегодняшнего дня, мы сами по себе, ты тоже. Живи теперь, как твоему безжалостному эгоизму угодно. И кстати: не льсти себе, дорогая дочь. Не льсти себе. Ты воображаешь, будто многого достигла в этой жизни, заслужив уважение всех вокруг? Что же, продолжай витать в мире иллюзий, дочь. Но для меня ты теперь никто, и звать тебя никак. Думаешь, я не понимаю, зачем ты так упорно стремилась перевестись в Вашингтон?

Анжела едва слышно пролепетала, что выполняла поручение родителей, ведь у них были определенные планы.

- О да, конечно, - Карина вошла в дом. – Ты ради нас из кожи выпрыгивала. Не считай, будь любезна, свою мать старой идиоткой, ладно? Тебя волнуют только личные амбиции, на меня, отца и сестру ты плевать хотела. Мы тебе мешаем, так? Срываем тебе учёбу, дергаем, когда ты отдыхаешь, тормозим твою карьеру своими неурочными визитами? Мы больше так поступать не станем. Но и ты забудь о нашем существовании. Семьи у тебя нет. Также я позволю себе спустить вас, мисс Миллер, с небес на грешную землю. Вы абсолютно бездарны. И как руководитель, ибо ваши подчиненные не признают ваш авторитет, вы ноль в их глазах. И как женщина вы тоже полное ничтожество. Даже Алексис, эта непроходимая тупица и жалкая уродина, так даже она нашла себе мужа раньше, чем ты. Из кого ты выбираешь, дорогая моя, какие женихи толпятся у твоего порога, желая броситься тебе в ноги? Покажи своей старой глупой матери хоть одного дурака, клюнувшего на твои прелести. Или ты наивно ждешь, что тот правительственный агент, тот красавец Леон Кеннеди позовет тебя замуж? Не льсти себе. Этого мужчину трудно отнести к числу людей, покупающих просроченный товар на самых дешевых распродажах.

- Мама…

Карина Миллер от души хлопнула тяжелой створкой и дважды повернула в замке ключ. Анжела осталась на улице. Она стояла столбом еще почти полчаса, пытаясь осознать произошедшее. Капитан Миллер пребывала в шоке, как от появления новой родственницы, так и реакции матери на ожидаемый, вообще – то, отказ Джулии работать на мероприятии, не имеющим отношения к её обязанностям офис - менеджера. Раньше таких бурных эмоций мама не выдавала.

Совесть и с детства взращенное чувство вины незамедлительно услужили Анжеле, сказав, что у родителей, совсем еще недавно, был собственный богатый многокомнатный особняк, где оба, и отец, и мать, могли удовлетворить любое свое желание. В их распоряжении имелся большой дом, где они называли себя хозяевами. А сейчас ареал их обитания «добрые» родственнички ограничили одним этажом. Причем этот самый этаж папа и мама делили с прислугой, которую, иногда нанимала кузина Бесс. А её паршивые наглые дети, давая приют знаменитым ученым, сразу дали понять, что их крысиная семейка сделала родителям Анжелы громадное одолжение. Два других, «господских» этажа, где жили кузина с супругом, двое их родных сыновей и дочь мужа от первого брака, всегда запирались на ключ, даже когда родственница с детьми уходили за покупками. Хозяева, видите ли, не хотят, чтобы по их комнатам кто – то разгуливал в их отсутствие. Папу и маму это ограничение страшно возмущало.

Но запрет на свободное перемещение по всему дому мерк по сравнению с тем безобразием, которое начиналось, стоило старшим Миллерам сказать, что их надо встретить из командировки, или они собираются позвать к себе гостей. До распада их семьи отец и мать могли не беспокоиться: сын Кертис дисциплинированно ездил за родными в аэропорт, а обе дочери находились дома, хлопоча на кухне, чтобы к приезду главы их клана был готов полноценный ужин.

[Рингиллиан Эрде]

Сейчас же папе с мамой приходилось добираться до нового места жительства самостоятельно, горячий обед им никто подавать был не намерен, а о помощи в организации вечерних чаепитий говорить было просто смешно и глупо. Кузина Бесс терпеть не могла чужаков в заботливо свитом гнезде, и каждый раз брезгливо кривилась, стоило ей узнать, что к Миллерам опять кто – то придет.

Словом, жизнь у дальней родни была для отца и матери настоящей пыткой. Неудивительно, что Карина в итоге сорвалась! Бедная мама, живя в компании эгоистичных грубиянов, не уважающих и не ценящих её, уже превратилась в сплошной комок нервов, и дальше будет только хуже.

«Ню – ню, давай, продолжай оправдывать и дальше все её выходки. Она тебя за человека не держит, орет, хамит, уже поколачивать начала. Сегодня она даже не потрудилась спросить, удобно ли тебе ехать за ней. И в Гарвардвилле ли ты вообще. Просто перед фактом поставила. Не надоело еще быть у мамочки и папочки вместо половой тряпки?»

К доводам рассудка, говорившего с недавних пор полным сарказма голосом Леона, Анжела давно уже прекратила прислушиваться. Ей казалась кощунством любая мысль, критикующая слова и поступки родителей. Мама ни в чем не виновата, вся ответственность, сказала себе Миллер, лежит на ней. И только на ней. Да будь она хорошей начальницей, эта мерзавка Джулия делала бы все, что ей велят. Отношения с Леоном тоже могли перейти на качественно новый уровень, отвечай Анжела запросам этого потрясающего мужчины, которого она любила с первого дня их знакомства.

Виновата тут она одна. Стало быть, ей и исправлять положение. В первую очередь, необходимо заслужить прощение мамы. Чтобы она, хотя бы начала снова разговаривать. Ей нужен переводчик и помощник на семинаре? Мама получит и то, и другое.

Тот охранник, которого дала ей в сопровождение Карла, терпеливо ждал её, припарковав машину на углу улицы.

- Едем назад, - Анжела села на заднее сиденье.

Мужчина, не произнеся ни звука, выжал педаль газа. Отъезжая, Миллер отчаянно всматривалась в окна первого этажа, надеясь, что обиженная родительница все же выглянет на улицу. Увы, на этот раз она была оскорблена до глубины души, и в проеме не показалась. Бедная мама, думала Анжела, ей же после позднего ужина придется самой наводить порядок, а утром, так толком и не отдохнув, искать специалиста, владеющего сербским языком.

- Скажите, у вас есть знакомые из Сербии? Мне нужен человек, который бы перевел для меня текст большого объема за короткий срок.

- Да, но работает она не в нашей тюрьме, так что готовьте деньги, если хотите обслужиться у неё. Задарма она не даст. Это Джаннивер вы могли задержать, с той женщиной ваш номер не пройдет.

В голосе мужчины звучало столько злобы, что Анжела вздрогнула. Некоторое время она сидела, молча, потом тронула сопровождающего за плечо:

- Я не прошу ничего такого, что превышало бы возможности человека, сэр. И стараюсь я для общего блага. Те материалы, что я дала медсестре, посвящены посттравматическому синдрому. Жизненно необходимо для работы, поймите правильно. А сейчас мне, как вы уже слышали, нужно перевести с сербского языка на английский медицинскую книгу, содержание которой спасет чужие жизни. Я же не пошлый любовный роман вам сую. Жаловаться Карле на вашу грубость мне тоже не хочется. Так что вы мне скажете, сэр? Дадите координаты той женщины? Или мне все же побеседовать с подругой, когда я вернусь?

Если бы взглядом можно было убивать, от капитана Анжелы Миллер осталась бы дымящаяся кучка костей. Охранник, шумно выдохнув, свободной рукой нацарапал на протянутой бумажке цифры:

- Я сам вам все переведу бесплатно, только больше не трогайте Джаннивер.

- Джаннивер – та медсестра?

- Да. Оставьте её в покое, наконец…

Анжела торжественно дала слово, что если её сопровождающий справится с порученным ему делом, то она до своего отъезда домой даже не посмотрит в сторону его драгоценной медсестры.

[Рингиллиан Эрде]

- Можно личный вопрос? Карла в курсе ваших неуставных отношений? Ладно, ладно, я вас просто дразню. В общем, будьте на связи, я позвоню вам, когда папка будет у меня. Там больше пятисот листов, и результат нужен к будущей среде. Успеете?

Мужчина смерил её знакомым взглядом и прибавил скорости. У самых ворот тюрьмы Анжела спохватилась:

- А как вас зовут, сэр?

- Савелий, - охранник распахнул дверь машины.

- Вы русский?!

- Да, и у нас в городах медведи по улицам бегают, встречая красные рассветы.

Анжелу эта подковырка очень обидела:

- Сэр, пусть я и воспитана на откровенно глупых фильмах, созданных неграмотными бездарями, умудрившимися создать российско-турецкую границу без учёта Черного моря, у меня отлично развито критическое мышление, оно помогает мне делать правильные выводы. И я понимаю, почему вы так злитесь на меня. Не надо. Назовите сумму, и я переведу её на имя вашей девушки.

- Просто не лезьте к ней больше, хорошо?

Когда она вернулась в здание тюрьмы, оказалось, что вечеринка в самом разгаре. Анжела заставила себя снова надеть платье, накраситься, прикрепить к лицу лучезарную улыбку и возвратиться в зал. Карла спросила, как прошла её встреча с матерью.

- Хуже некуда, - призналась Анжела. – Мама на грани. Я никак не ожидала, что она вот так внезапно приедет назад. Она уже в полном отчаянии.

Анжела не стала посвящать Карлу во все подробности размолвки с матерью, сказала лишь, что миссис Миллер смертельно устала от жизни в доме совсем обнаглевшей кузины Бесс.

- Мне необходимо что- то предпринять, подруга, иначе мама сломается. Она так плакала, когда я сказала, что Джулия больше не будет с ней работать.

- Дело не в той дешевой сучке, которая у тебя сейчас строит из себя самую умную, - Карла благосклонно кивнула чернокожему бойцу, поднимавшемуся на ринг. – Академик Бауман арестован в Бухаресте дня два назад, и федералы вроде уже вернули его на историческую родину. Ему, как мне в уши напели, светит пожизненное заключение, если не вышка. Какой – то скандал, связанный с его психологическими тренингами. Якобы Бауман, обучая студентов, применял очень жестокие методики, опробованные еще нациками в концлагерях. Твоя мать, вместе с парой других медиков, тоже попала под раздачу, эти козлы ФБР - овцы и её допрашивали. Но отпустили, потому что она ничего не знала. Честно брала людей на прием, и потом делала записи в их больничных картах.

- Пока отпустили, - Анжела притворилась, будто знает, о чем идет речь. – Федералы ей и дальше станут нервы мотать до самого конца расследования, я сама в этой системе давно работаю. Карла, если бы мама возвращалась в свой дом, где все принадлежит ей, если бы она жила там, где от рождения была хозяйкой, она не стала бы так плакать после разговора с идиотами из ФБР, и закидонов Джулии. Да и я дурака сваляла, когда сказала ей про Лекси. Маму даже спустя годы трясет, стоит ей вспомнить о моей сестрице.

- Я чуть позже дам тебе телефон одного хорошего врача, у неё хватит сил вернуть вам Алексис, чтобы она, как раньше, сидела на уборке и готовке, - Карла поправила волосы. – Предупреждаю сразу: она очень дорого берет за свои диагнозы.

Анжела сказала, что готова заплатить любую сумму, лишь бы вернуть матери душевный покой и жизнь в комфортной обстановке родного дома. Карла потерла руки, вынула из сумочки блокнот с прикрепленной к нему ручкой, написала цифры, имя и отдала приятельнице:

- Звони, когда из отпуска приедешь, сейчас её нет на месте. А матери скажи, что быстро такие проблемы не решаются. Полгода минимум.

Анжела поблагодарила, спрятала телефон врача в клатч и огляделась в поисках Алексис. Карла, поймав её ищущий взгляд, объяснила, что старшая сестрица вместе со своим начальством ушла часа полтора назад:

- Мадам Кимура, к сожалению, торопилась. Они увидели только первый бой.

- А с кем она разговаривала, эта твоя мадам?

- С Даунингом, как и ты. Наши адвокаты этому козлу не нравятся, предпочитает иностранцев, лучше всего баб. Он все еще надеется, что сможет выйти.

Анжела попросила приятельницу устроить ей второе свидание с Фредериком. Карла кивнула:

- Хорошо. Что ты хочешь из него вытащить?

[Рингиллиан Эрде]

Само собой, что об Эйде Вонг Миллер ни слова не сказала, соврав, будто нужна консультация по вопросам биологического оружия, затем аккуратно вернулась к академику Бауману, спросив у Карлы, какими еще подробностями та располагает. Подруга, не сводя глаз с ринга, где закончился нокаутом предпоследний бой, рассерженно отфыркнулась, что, по неподтвержденной пока информации, во время проведения тренинга кого там убили.

- Хрен его разберет, Анжи, - махнула рукой миссис Эванс. – Хрен его разберет. Ты же знаешь, как они работают.

Еще бы капитан Миллер пребывала в неведении касательно методов, применяемых федералами! Агенты ФБР давно взяли отвратительную моду задавать людям вопросы, редко утруждая себя вразумительными объяснениями. Придут на работу или домой, отнимут целый вечер, гоняя по списку в своих блокнотах, всю душу вынут, заставят подписать кучу бумаг, затем молча, свалят заре навстречу. Ради чего ты потратила на них драгоценное время, узнаешь только в суде, куда тебя опять–таки выдернут повесткой из постели, офиса или заграничной поездки. Либо не выяснишь никогда, если собраты Малдера и Скалли решат, что твое присутствие на слушании излишне. Анжела сама многократно сталкивалась с этой наглостью под названием «ситуация не в вашей компетентности, мэм» и «вам знать не положено, извините за беспокойство».

- Да я все понимаю, Карла, - Анжела похлопала новым бойцам, входящим на ринг. – Я уже смирилась с их манерой так молчать, но за маму с папой любого удавлю. И я хочу точно знать, что случилось. Мама никогда еще не возвращалась домой в июне, у неё сейчас самый напряженный период. Летом, пока студенты на каникулах, у половины докторов учёба, мама раньше ни одного семинара не пропускала, читала лекции по своему профилю.

- Забудь и расслабься, подруга, - тронула её за плечо Карла. – Смотри, давай финал.

Анжеле бой был совершенно неинтересен, все её мысли занимала семья и новые трудности, решать которые придется, скорее всего, ей. Сидя в удобном, похожем на трон, кресле, она напряженно думала, как ей поступить. Нельзя просто ждать окончания отпуска. Надо срочно помириться с мамой, вымолить её прощение, подробно расспросить, что хотели от неё на допросах агенты Бюро, а после выстраивать линию защиты. Может быть, даже…

Она чуть не хлопнула себя рукой по лбу, кляня непечатными словами свою тупость и отсутствие сообразительности. Влад же здесь, в Гарвардвилле! Но звонить она ему будет, когда закончится вечер. С генеральского сыночка не убудет, если прервет свой ночной отдых…

Первый день чемпионата завершился в половине второго ночи. Анжела, просто из вредности, прождала еще час, прежде чем разбудила Цепеша. Ничего, ему полезно рано вставать.

- Джулия, ласточка, ты? – хрипло просипел Влад на другом конце провода.

Анжела, несмотря на свое подавленное состояние, тоненько прохихикала:

- Не - а, мой пупсик сладенький, не она. Смерть твоя, вот кто я…

Цепеш, тихо матюгнувшись, спросил, с кого в таком случае он должен живьем шкуру содрать, чтобы впредь неповадно было будить их Светлость. Узнав капитана Миллер, и цель её звонка, чуть не лопнул от злости:

- Вы что, издеваетесь, Миллер, дергать среди ночи?! Какого черта?!

Надо же, какие мы трепетные лани…

- Я требую сказать, на каком основании ваши сотрудники довели мою мать до тяжелого нервного срыва? Как вы вообще посмели трогать её? И что это за скандал с арестом академика Баумана? Что вы себе позволяете, Влад?

- Его поведенческие игры слишком далеко зашли. У нас один труп, пара невменяемых дебилов, которых еще надо будет ой как долго и упорно приводить в чувство. Двое обосравшихся мудаков, валящих вину друг на друга, и старый козел, чудом не успевший слиться в лучший мир раньше, чем румыны взяли его за яйца в окрестностях Бухареста, чтобы потом передать нам. Остальное, капитан Миллер, не в вашей компетенции. Но могу дать совет: помолитесь доброму Боженьке о том, чтобы ваша матушка прошла по делу как свидетель.

Прежде чем Влад отсоединился, Анжела успела услышать в свой адрес эпитет «жопка сисястая». В других обстоятельствах она бы мелочно позлорадствовала оттого, как легко сумела его достать, но сейчас от рук этого скота могла пострадать её мать, так что энергию стоило направить в более подходящее русло.

Она сняла украшения, убрала в коробку роскошные туфли, вылезла из платья, аккуратно повесила его на плечики и ушла в душ. Анжела уже смывала шампунь, как ей показалось, что в комнате разрывается телефон. Выключила воду, прислушалась. Вот черт, так и есть, её кто – то вызывает!

Со скоростью метеорита она закончила купание, на бегу вытираясь, вылетела из кабинки и схватила орущий смартфон. Увидев номер, рухнула на кровать:

- Папа?

- Не прошло и года, - разъярился ученый. – Маму ты уже довела, бесстыдница неблагодарная, теперь мне хочешь устроить сердечный приступ? Долго я буду ждать, когда ты соизволишь подойти к телефону?! Это что, так трудно, сразу трубку снять? Чем ты там занята? С любовником развлекалась?

- Прости, пожалуйста, папа, больше не повторится, - извинилась она. – Я в душе была, поэтому не успела, я себе такого не стану позволять…

[Рингиллиан Эрде]

- Я через час прибуду на вокзал, - продолжал пылать гневом отец. – Опоздаешь хоть на секунду – можешь считать, что у тебя нет родителей.

Короткие гудки… Анжела, посидев с полминуты неподвижно, взлетела с кровати, стремительно оделась, собрала все вещи и прыжками помчалась на улицу. Отыскала взглядом Савелия:

- Прошу прощения, но мне опять нужна ваша помощь. Едем на вокзал Давенпорт, быстро!

Слава Богу, что появление рассерженного отца она встретила вовремя. Академик Миллер не удостоил её даже взглядом, сердитым жестом указал на громоздкий багаж, занял место в машине и прикрыл глаза. Анжела, при помощи Савелия, стала укладывать чемоданы, кофры и сумки, следя за тем, чтобы её сопровождающий бережно обращался с вещами ученого. Два баула, набитых книгами, ей пришлось убирать в салон «Форда», невольно потревожив отца. Знаменитый математик вздрогнув, проснулся и злобно отпихнул тяжелую сумку:

- Не бревно везете, аккуратнее!

На её робкие извинения отец тихо, но так, чтобы слышал Савелий, обозвал её коровой без царя в голове и велел заткнуться. Не открывая глаза, щёлкнул пальцами. Анжела подала ему бутылку минеральной воды. Отец отпил глоток и едко спросил:

- Мы сегодня поедем?

По пути к дому кузины Анжела избегала смотреть в сторону водителя. Ей было невыносимо стыдно. Стыдно оттого, что любимые родители снова ею недовольны, она опять сумела подвести их обоих. К маме опоздала, папа вон тоже разгневанный сидит.

«Когда ты, наконец, сделаешь правильные выводы из их поведения? Это же они ведут себя, как последние ушлепки, а вовсе не ты».

Поймав себя на таких оскорбительных для родителей мыслях, она приказала себе вспомнить, кто много лет назад подарил ей жизнь, а позже годами жертвовал собой, чтобы дать своей дочери шанс стать достойным человеком. Голос рассудка, прежде чем замолчать (теперь уже навсегда), ехидно хрюкнул, предложив ей спросить, кто же там принимал решение рожать ребенка: она потребовала от папочки переспать с мамочкой, или все же родители подумали и решили завести третьего по счету раба.

«Дура ты набитая. Все, дальше плыви без меня, достало уже».

От внутреннего диалога Анжелу отвлек отец, пожелавший заехать в круглосуточный архив, принадлежащий Управлению статистики. Дочери он сделал знак следовать за ним. Выходя из машины, Миллер попросила Савелия ждать:

- Мы недолго.

Академик громко кашлянул, требуя, чтобы она шла за ним, не тратя времени на порожние разговоры.

- Это что за тип с внешностью бандита? – прошипел математик, заходя в читальный зал. – С кем ты спуталась?

Анжела поспешила сказать, что никаких порочащих честь женщины отношений она себе не позволяла, этот мужчина – не более чем охранник, работающий в тюрьме, где служит её бывшая одноклассница Карла Эванс.

Папа на это имя выдал тот же обличающий монолог, что и мать: запретил общаться, ибо Карла организовала на режимном объекте подпольные поединки. Анжела, тяжело вздохнув, объяснила наивному родителю, что этот бизнес находится под опекой служащих Белого Дома.

- Я даже на открытии так называемого сезона пошла, иначе бы не удалось, поговорить с одним из заключенных этой тюрьмы. Помнишь Фредерика Даунинга?

Ученый предложил ей перестать ковырять в носу, ибо у него слишком много дел, и нет времени слушать её глупости.

- Впрочем, если ты пришла болтать, вместо того, чтобы помогать отцу – убирайся развлекаться в отпуске, я сам справлюсь. Иди, сканируй!

Домой они попали к половине шестого утра. Отец отправился «приходить в себя», то есть принимать душ и отдыхать после трудного путешествия, а она заметалась по кухне, чтобы успеть приготовить завтрак на всю семью. Наполнив стеклянную кастрюлю для микроволновой печи залитым водой рисом и установив таймер, Анжела выскочила на улицу к сидевшему в машине Савелию, чтобы попросить его дождаться папки с текстом. Охранник скривил рот, но перечить не осмелился. Она вихрем помчалась обратно в дом, включила плиту, поставила сковороду и уже нарезала курицу, когда на кухню спустилась Маргарет. Сводная сестра лениво зевнула на теплое приветствие:

- Чаю налей...

Какая – то часть сознания Анжелы возмутилась поведением новой родственницы, однако Миллер не позволила себе одергивать девушку. Надо проявлять понимание, сочувствие и элементарную человечность. Маргарет пережила тяжелейшее нервное потрясение, чудом выжив той кошмарной ночью, бедняжка страдает посттравматическим стрессовым расстройством, с ней необходимы вежливость и деликатность.

[Рингиллиан Эрде]

Голос рассудка зашелся в истерическом ржании, сказав ей, что Маргарет – мелкая бледная наглая поганка, её выдрать надо ремнем по жопе, а лучше сдать на годик в заведение, которое у русских называют штрафным батальоном. По слухам, дурь там выбивают на раз – два.

Увы, Анжела Миллер была не из тех, кто будет слушать холодный разум и руководствоваться доводами здорового эгоизма. Чувство дочернего долга и въевшийся с детских лет комплекс вины уже много лет как подавили критическое мышление вместе с умением ставить под сомнение поступки домашних.

Поэтому она, продолжая улыбаться, наполнила кружку для младшей сестры и спросила, какое учебное заведение выбрала Маргарет. Девушка, томно потягивая ароматный напиток, сказала, что в этом году поступать она не собирается, хочет прийти в себя после жизни в приютах.

- Трудно тебе там пришлось?

Сводная сестра в красках описала, какой ад выпал на её долю. Бездарный персонал, умеющий только орать и отнимать у воспитанниц их немногие ценности, идиотки – соседки, вечно лезущие с никчемной болтовней, холод зимой, невыносимая жара летом, каторжный труд на огороде и развлечения, достойные дебилов.

- Что ты имеешь в виду?

Маргарет оказалась весьма категоричной. Всё. Весь досуг, организацией которого занималось приютское начальство, она считала недостойным своего внимания.

- Нас водили в цирк и на детские сеансы в местный кинотеатр. Естественно, я отказывалась посещать эти плебейские посиделки, но меня туда таскали насильно. Мне пришлось даже врезать кое – кому из тех проституток, что нашли себе тепленькие должности в социальной сфере. Слушай, а чего ты пристала с вопросами? Любопытство заело?

- Нет, естественно, - примирительно подняла руки Анжела. – Я всего лишь хочу наладить наши отношения.

Маргарет выгнула тщательно прокрашенные брови:

- Тогда приготовь мне пиццу. И рис поставь, а то скоро папа и мама спустятся. Кстати, мама на тебя очень обижена. Неужели тебе так сложно заставить подчиненную выполнять твои приказы, связанные с маминой работой? Эту женщину ведь не на Луну же просят слетать.

Анжела с раздраженным вздохом признала, что у неё, действительно, есть проблемы с одной из сотрудниц. Лентяйка руководствуется списком обязанностей из своей инструкции, все, что выходит за рамки, её не касается.

- Самое обидное, Маргарет, что у меня нет пока управы на неё. Формально закон на её стороне. Дисциплину она не нарушает, с обязанностями справляется. А еще у неё любовник есть, агент ФБР Влад Цепеш. Этот только и ждёт, когда наш Департамент проколется, чтобы помочь своему начальству посадить на ключевые посты людей, удобных федералам. Знаешь, Маргарет, я боролась с её эгоизмом и уговорами, и даже приказывала ей делать, что велят, толку ноль. От таких паразитов надо только избавляться, увольняя при первой же возможности. Но она в курсе моих намерений, и повода не дает.

Маргарет оказалась внимательным слушателем: она ни разу не перебила старшую сестру, понимающе кивала, а когда Анжела выдохлась, сказала:

- Если повода не дает, его надо создать. Мой родной отец всегда так делал. Между прочим, мы сегодня проверим мой дом. Он стоит запертым с тех пор, как вся моя семья была убита. Пойдешь с нами? Я покажу тебе, где мама спрятала меня, когда ЭТОТ охотился за моими родными.

Анжела, надеясь, что совместный поход в жилище Маргарет поможет ей извиниться перед матерью, согласилась, запретив себе думать о давно запланированном визите в Центр учебной книги. Еще раз налила сестре чай, глянула на часы, убедилась, что почти семь, и принялась жарить курятину, пока в микроволновой печи «доходил» рис. Ловко накрыла торжественный стол и с тревогой стала ждать появления родителей. А чтобы не сидеть в глупом молчании, повторила свой вопрос на тему учёбы в столице. Маргарет, допивая чай, отмахнулась:

- Не нужен мне Вашингтон. Мой дом здесь, тут папа и мама похоронены. Год отдохну, возможно, с твоими родителями куда – то съезжу, потом решу, куда поступать. Твой отец предложил мне Гарвард.

«Бгг, а тебе так запретил даже думать о заведении, где сидит начальником, и в поездки развлекательные тебя за всю жизнь ни разу не брали».

[Рингиллиан Эрде]

Проснувшуюся зависть и обиду Анжела придушила в зародыше, понимая, что папа с мамой прилагают все усилия для скорейшего выздоровления удочеренной девушки.

- Маме, кстати, должность главного врача Сосудистого Центра предлагают, - радостно сообщила Маргарет. – А папа с Нового года может стать руководителем Гарварда. Его уже три раза звали на эту работу.

С лестницы послышались шаги. Маргарет удобно откинулась в кресле, Анжела, наоборот, вскочила. Родители с ранних лет запретили ей садиться без разрешения, если в комнате находятся старшие члены семьи.

Мать, конечно, сделала вид, что не замечает стоящую в углу кухни родную дочь, но тарелку с завтраком, поданную Анжелой, принять согласилась. Папа сдержанно кивнул в ответ на пожелание доброго утра, и сказал, что чувствует себя намного лучше, когда она осведомилась об его здоровье. В течение следующих тридцати минут родители вели привычный разговор о планах на текущий день. Поход в оба дома, свой и к Маргарет, визит к нескольким близким друзьям, а также поиски переводчика с сербского языка. Тут Анжела робко подала голос, сказав, что нужный маме человек уже готов приступить к работе над текстом. Мать, как всегда бывало после конфликтов, полностью проигнорировала её слова, встала и направилась к телефону. Увы, охотников мчаться к заказчику в выходной не нашлось. Миссис Миллер позвонила по восьми номерам. В двух случаях ей просто отказали, оставшиеся шестеро заломили такую высокую цену, что знаменитый невролог раздраженно кинула трубку:

- Это натуральный грабеж! Да еще и переводить будут больше двух недель! Что мне теперь делать, ума не приложу…

Анжела предприняла повторную попытку задобрить обиженную мать:

- Мама, у меня уже есть человек, он ждёт, когда мы дадим ему книгу…

Карина снова сделала вид, что ничего не слышит. Маргарет, которую эта ситуация явно забавляла, спросила у приемной матери, кто же раньше работал над текстами. Миссис Миллер, желая как можно больнее наказать родную дочь, вернулась за стол, села, жестом велела наполнить её кружку чаем и сообщила младшему ребенку, что переводчицу зовут Джулия Лестрандж.

- Джулия Лестрандж?! – округлила глаза Маргарет. – Эта сука?!

Анжела оторопело спросила, откуда сводная сестра знает эту ленивую эгоистку.

- Да она на всю Медицинскую Академию Лос-Анджелеса успела прославиться своими доносами. По её вине прежний директор пожизненный срок получил за махинации с зарплатами, а его заместитель и начальник клиники были уволены после окончания проверок. Сука она. Не связывайся с ней, мама. Она же приложила свои грязные лапы к позорной отставке главной медсестры больницы Святой Марии.

Анжела попросила Маргарет рассказать более подробно. Новая родственница, усевшись в кресло с ногами, поведала о том, что Джулия, устроившись на работу, как внешний совместитель в клинику, созданную при Медицинской академии, постоянно конфликтовала с коллегами и начальством, а потом эта тварь вообще перешла все границы, нажаловавшись на своих работодателей в прокуратуру. Почему? А потому, что их Светлости регулярно задерживали жалованье. В Академии исстари существовало железное правило: фиксированный день получения зарплаты только у тех, кто работает непосредственно в учебном заведении и созданной при нем больнице. Внешним же совместителям платили с опозданием на месяц – два. Иногда такие люди получали свои деньги только после того, как заканчивался проводимый ими курс лекций, семинаров или практик. И никто из таких работников, никто никогда не жаловался. Пока на кафедру физической реабилитации не взяли эту улыбчивую гадину. Она работала по два с половиной часа в день, занималась с пациентами лечебной физкультурой. Проведет две группы, посетит тех, кто требовал индивидуального подхода, заполнит бумаги – и уходит домой. Получала она за свои труды семь тысяч в рамках стандартного договора о так называемом возмездном оказании услуг.

- Что?! – так и села Анжела. – Маргарет, повтори, сколько ей платили за два часа работы в день?

- Семь тысяч, - поморщилась сестра. – Мой папа тогда был начальником кафедры внутренних болезней, ему эта сука сразу не понравилась. Но директор слушать не стал, принял её. Уже через пару недель понял, что с семью тысячами для неё он погорячился.

Начальник клиники посовещался с главой Академии, и оба решили, что за первый месяц (пришла она в марте) Джулия получит не семь тысяч, а от четырех или еще меньше, в зависимости от результатов проверки акта передачи – приема оказанных услуг. Мисс Лестрандж ткнула им в лицо текст договора, где сумма заработной платы была прописана более чем четко. Ей должны семь тысяч. Никаких там «от четырех», платите, сколько указано в контракте.

Следующий виток конфликта случился, когда она обнаружила, что в зарплатный день средства на её карту не поступили. Джулия позвонила бухгалтерию и грубо потребовала объяснений. Сотрудница, снявшая трубку, сказала, что все вопросы надо задавать шефу.

Придя на другой день, мисс Лестрандж отправилась прямиком к руководству клиники, чтобы прояснить ситуацию со своими деньгами. Ей объяснили, что задержка обусловлена долгой проверкой актов. Глава больницы попросил её немного подождать. Тогда впервые прозвучала фраза о том, что люди, работающие на Академию внешними совместителями, никогда не получают заработки вовремя. И все, заметьте, молчат. Ибо стыд имеют, совесть и понимание. Кроме того, бухгалтерия клиники просто не успела провести по своим бумагам оформленные Джулией акты.

- Да и у меня слишком много работы, уважаемая, - закончил директор клиники. – Я не успел принять ваши отчеты. Получите свои деньги позже, когда я подпишу документы.

Думаете, она успокоилась? Ничуть. Весь апрель она почти ежедневно названивала в бухгалтерию, требуя сказать, когда можно приехать за деньгами, или в какой день их переведут на её счет. Нагло угрожала прокуратурой на слова главного экономиста о том, что специалисты отдела не могут найти её личное дело. От этого зудёжа и нытья так устали, что в конце месяца выплатили ей заработок наличными. Лишь бы она заткнулась. Кстати, чтобы рассчитаться с этой шавкой, клиника подвинула, забрав уже начисленную премию, другую сотрудницу.

Май прошел относительно спокойно, Джулия почти не выступала. За третий месяц весны произошел всего один скандал, связанный с уборкой зала лечебной физкультуры. Эту работу возложили на Джулию. Там и делать было нечего: пропылесосить, да тренажеры вытереть от пыли.

[Рингиллиан Эрде]

Проснувшуюся зависть и обиду Анжела придушила в зародыше, понимая, что папа с мамой прилагают все усилия для скорейшего выздоровления удочеренной девушки.

- Маме, кстати, должность главного врача Сосудистого Центра предлагают, - радостно сообщила Маргарет. – А папа с Нового года может стать руководителем Гарварда. Его уже три раза звали на эту работу.

С лестницы послышались шаги. Маргарет удобно откинулась в кресле, Анжела, наоборот, вскочила. Родители с ранних лет запретили ей садиться без разрешения, если в комнате находятся старшие члены семьи.

Мать, конечно, сделала вид, что не замечает стоящую в углу кухни родную дочь, но тарелку с завтраком, поданную Анжелой, принять согласилась. Папа сдержанно кивнул в ответ на пожелание доброго утра, и сказал, что чувствует себя намного лучше, когда она осведомилась об его здоровье. В течение следующих тридцати минут родители вели привычный разговор о планах на текущий день. Поход в оба дома, свой и к Маргарет, визит к нескольким близким друзьям, а также поиски переводчика с сербского языка. Тут Анжела робко подала голос, сказав, что нужный маме человек уже готов приступить к работе над текстом. Мать, как всегда бывало после конфликтов, полностью проигнорировала её слова, встала и направилась к телефону. Увы, охотников мчаться к заказчику в выходной не нашлось. Миссис Миллер позвонила по восьми номерам. В двух случаях ей просто отказали, оставшиеся шестеро заломили такую высокую цену, что знаменитый невролог раздраженно кинула трубку:

- Это натуральный грабеж! Да еще и переводить будут больше двух недель! Что мне теперь делать, ума не приложу…

Анжела предприняла повторную попытку задобрить обиженную мать:

- Мама, у меня уже есть человек, он ждёт, когда мы дадим ему книгу…

Карина снова сделала вид, что ничего не слышит. Маргарет, которую эта ситуация явно забавляла, спросила у приемной матери, кто же раньше работал над текстами. Миссис Миллер, желая как можно больнее наказать родную дочь, вернулась за стол, села, жестом велела наполнить её кружку чаем и сообщила младшему ребенку, что переводчицу зовут Джулия Лестрандж.

- Джулия Лестрандж?! – округлила глаза Маргарет. – Эта сука?!

Анжела оторопело спросила, откуда сводная сестра знает эту ленивую эгоистку.

- Да она на всю Медицинскую Академию Лос-Анджелеса успела прославиться своими доносами. По её вине прежний директор пожизненный срок получил за махинации с зарплатами, а его заместитель и начальник клиники были уволены после окончания проверок. Сука она. Не связывайся с ней, мама. Она же приложила свои грязные лапы к позорной отставке главной медсестры больницы Святой Марии.

Анжела попросила Маргарет рассказать более подробно. Новая родственница, усевшись в кресло с ногами, поведала о том, что Джулия, устроившись на работу, как внешний совместитель в клинику, созданную при Медицинской академии, постоянно конфликтовала с коллегами и начальством, а потом эта тварь вообще перешла все границы, нажаловавшись на своих работодателей в прокуратуру. Почему? А потому, что их Светлости регулярно задерживали жалованье. В Академии исстари существовало железное правило: фиксированный день получения зарплаты только у тех, кто работает непосредственно в учебном заведении и созданной при нем больнице. Внешним же совместителям платили с опозданием на месяц – два. Иногда такие люди получали свои деньги только после того, как заканчивался проводимый ими курс лекций, семинаров или практик. И никто из таких работников, никто никогда не жаловался. Пока на кафедру физической реабилитации не взяли эту улыбчивую гадину. Она работала по два с половиной часа в день, занималась с пациентами лечебной физкультурой. Проведет две группы, посетит тех, кто требовал индивидуального подхода, заполнит бумаги – и уходит домой. Получала она за свои труды семь тысяч в рамках стандартного договора о так называемом возмездном оказании услуг.

- Что?! – так и села Анжела. – Маргарет, повтори, сколько ей платили за два часа работы в день?

- Семь тысяч, - поморщилась сестра. – Мой папа тогда был начальником кафедры внутренних болезней, ему эта сука сразу не понравилась. Но директор слушать не стал, принял её. Уже через пару недель понял, что с семью тысячами для неё он погорячился.

Начальник клиники посовещался с главой Академии, и оба решили, что за первый месяц (пришла она в марте) Джулия получит не семь тысяч, а от четырех или еще меньше, в зависимости от результатов проверки акта передачи – приема оказанных услуг. Мисс Лестрандж ткнула им в лицо текст договора, где сумма заработной платы была прописана более чем четко. Ей должны семь тысяч. Никаких там «от четырех», платите, сколько указано в контракте.

Следующий виток конфликта случился, когда она обнаружила, что в зарплатный день средства на её карту не поступили. Джулия позвонила бухгалтерию и грубо потребовала объяснений. Сотрудница, снявшая трубку, сказала, что все вопросы надо задавать шефу.

Придя на другой день, мисс Лестрандж отправилась прямиком к руководству клиники, чтобы прояснить ситуацию со своими деньгами. Ей объяснили, что задержка обусловлена долгой проверкой актов. Глава больницы попросил её немного подождать. Тогда впервые прозвучала фраза о том, что люди, работающие на Академию внешними совместителями, никогда не получают заработки вовремя. И все, заметьте, молчат. Ибо стыд имеют, совесть и понимание. Кроме того, бухгалтерия клиники просто не успела провести по своим бумагам оформленные Джулией акты.

- Да и у меня слишком много работы, уважаемая, - закончил директор клиники. – Я не успел принять ваши отчеты. Получите свои деньги позже, когда я подпишу документы.

Думаете, она успокоилась? Ничуть. Весь апрель она почти ежедневно названивала в бухгалтерию, требуя сказать, когда можно приехать за деньгами, или в какой день их переведут на её счет. Нагло угрожала прокуратурой на слова главного экономиста о том, что специалисты отдела не могут найти её личное дело. От этого зудёжа и нытья так устали, что в конце месяца выплатили ей заработок наличными. Лишь бы она заткнулась. Кстати, чтобы рассчитаться с этой шавкой, клиника подвинула, забрав уже начисленную премию, другую сотрудницу.

Май прошел относительно спокойно, Джулия почти не выступала. За третий месяц весны произошел всего один скандал, связанный с уборкой зала лечебной физкультуры. Эту работу возложили на Джулию. Там и делать было нечего: пропылесосить, да тренажеры вытереть от пыли.

[Рингиллиан Эрде]

- Только не говори, что она стала требовать себе персональную санитарку, - растерянно моргала Анжела.

Именно о санитарке и шла речь, когда мисс Лестрандж явилась к заведующей отделением с жалобой на грязный зал. Ей сказали, что теперь она будет наводить порядок сама. Джулия возмутилась, напомнив условия контракта: там про наведение порядка не было ни слова. Увеличивайте жалованье, доплачивая за уборку, либо выделяйте санитарку. Заведующая отделением с трудом уговорила палатных сестер выкроить минуты на приведение зала в приличный вид. Одну неделю девушки - постовые еще как – то успевали бегать с пылесосом, жертвуя перерывом на отдых, потом у них уже не осталось времени на глупости. Капризной девице самой предстояло ежедневно брать в свои белые ручки тряпку, о чем она по окончании каждого «рабочего» дня не забывала напоминать заведующей. Начальница отделения, хотя её эта скандалистка уже достала до печенок, давала один и тот же ответ: санитарки для вас у нас нет. И кстати: в должностной инструкции есть интересный пункт, с ним стоило бы ознакомиться перед тем, как качать тут права. Джулия смерила собеседницу гневным взглядом и ушла, бурча, что упомянутая заведующей обязанность подготавливать зал к рабочей смене и наведение порядка по её окончании – совершенно разные понятия. Не надо делать из неё дурочку.

Короче, май проходил в ежедневных препирательствах и конфликтах. Заведующая, подгоняемая директором клиники, требовала от девицы «паспорт кабинета реабилитации», состоящий из инструкций к тренажерам, приказов, которыми надо руководствоваться во время работы, и полного набора комплексов и рекомендаций в сфере лечебной гимнастики. Джулия же была обязана составить шаблоны всех отчетов (если каких – то позиций нет, она должна их придумать). Мерзавка отказалась, апеллируя к списку своих обязанностей. Там не было написано, что она, медсестра по лечебной гимнастике, должна создавать новые формы учета и контроля. Высчитывать процент охвата она тоже не будет, эту работу выполняют статистики.

Одним словом, мрак, не сестра милосердия. Десятого мая, в день выплаты заработков, она проверила выданную ей в клинике карточку, обнаружила, что денег тем нет, и понеслась ругаться с бухгалтерией. Ей сказали, что акты еще не поступили, ждите. Зарплату выдадут в аванс, числа двадцать пятого – двадцать седьмого. Разъяренная Джулия прошипела, что двадцать седьмое мая – последний срок, если с ней не рассчитаются, она будет жаловаться.

- Двадцать восьмого ей не заплатили, - Маргарет отпила чай. – Кафедра химии ночью затопила бухгалтерию, деньги нужны были для восстановления отдела. И этой суке, и другим велено было ждать.

Все остальные внешние совместители, огорченно вздыхая, согласились. Эта же… Она вернулась в клинику и написала заявление об уходе. Как говорится, скатертью дорожка, больнице такие паразиты ни к чему.

Пару недель от неё никаких вестей не поступало, а десятого июня она лично явилась к директору (без предупреждения и разрешения), чтобы узнать, когда ей выплатят заработок за апрель и май. Глава клиники был так зол на неё, что велел убираться вон. А насчет денег сказал, что Академия их выдаст в удобный ей срок. Или не выдаст вообще, если в работе мерзавки найдут недочеты.

- А они были? – жадно спросила Анжела.

Еще бы их не оказалось. Паспорт кабинета паршивка так и не сделала, копии лечебной литературы, которые от неё ждала заведующая, тоже не принесла, пациентов на занятиях было много только в марте, далее их количество постепенно уменьшалось. Двоим, Джулия вообще не позволила принимать её процедуры.

- Девушка с эпилепсией и мужчина после обширного инсульта, - просветила сводная сестра.

По словам Джулии, эпилептику с частыми приступами нельзя активно заниматься, организм может дать неадекватную реакцию в ответ на самый простой раздражитель. А у человека, перенесшего мозговую катастрофу, имелось подозрение на тромб. Невролог умоляла поганку делать хотя бы раз в день специальные укладки для предотвращения спастики. Увы, мисс Лестрандж повторила, что тромб, пусть даже под вопросом, является абсолютным противопоказанием, и обсуждению не подлежит. Нет, и точка.

- Ну, тут она права, как бы ни было обидно признавать, - Анжела посмотрела на мать, ища поддержки. – Если тромб оторвется, и закупорит сосуд, человек может умереть. Эпилептиков же кое – кто из моих знакомых сравнивает с бомбами замедленного действия. Я один раз видела, как у мужчины случился приступ в ответ на звук автомобильной сирены.

Маргарет насмешливо скривилась, мать снисходительно улыбнулась, папа резко выдохнул, давая понять, что старшая дочь злоупотребляет их вниманием. Анжела извинилась, попросив сестру продолжить рассказ.

- Да больше не о чем говорить, - младшенькая взяла с тарелки новый кусок пиццы. – На последнюю встречу с директором клиники эта сука взяла с собой диктофон.

Мало того, что Джулия записала все оскорбления и угрозы, какими запугивал её уставший от нервотрепок глава больницы, так она сумела спровоцировать его на откровения, касавшиеся выплаты денег внешним совместителям. Специально выстроила беседу таким образом, чтобы её визави трижды повторил фразу «у нас все сотрудники вроде вас получают зарплаты с опозданием на месяц минимум». Еще директор, не подозревавший о коварстве и подлости этой ушлой бабенки, спокойно сказал, что она свое жалованье за апрель и май не получит вообще, ибо достала. Клиника на неё налагает штрафы за плохую работу. Джулия попросила предъявить ей приказы, где написано, за что конкретно её наказывают. Шеф желчно усмехнулся, что ей, суке, и так сделали незаслуженное одолжение, разрешив оттачивать у них свои навыки, это она должна платить за право ходить к ним. Он не поскупился на «комплименты», характеризуя степень её нагрузки. При двух группах и паре – тройке индивидуальных пациентов вообще не стоит заикаться о деньгах. Людям, между прочим, проводимые ею занятия не нравились, сеансы были серыми, унылыми и скучными, в самой Джулии не чувствовалось заинтересованности и огня. Речь свою взбешенный директор закончил прозрачным намеком встретить эту бледную спирохету где – то в подворотне и размозжить ей голову первым же кирпичом, как уже поступили с одной любительницей не по делу открывать пасть.

[Рингиллиан Эрде]

- Она вроде как смирилась, ушла, - закончила рассказ Маргарет. – Уволилась сучка в мае, после десятого июня не давала о себе знать, сидела тихо на основном месте, а в октябре…

А в октябре, поздно вечером, главу клиники арестовали. Всё руководство Академии тоже задержали. Учебное заведение было закрыто, все занятия отменены, помещения опечатаны, сотрудники получили незапланированный отпуск. Начались бесконечные обыски, допросы и проверки.

- Даже к нам домой пришли, - Маргарет отодвинула пустую тарелку.

Но от её родителей ФБР отвязалось быстро. Генри Бофорт, отец Маргарет, оказался чист. Он честно заведовал кафедрой внутренних болезней, и не вмешивался в чужие дела. Пока шло расследование, профессор Бофорт исполнял обязанности главы Медакадемии, а после суда занял место руководителя. Проработал на этой должности до самой смерти.

Упоминая отца, Маргарет мелко задрожала, поэтому здесь Анжела умело переключила внимание сестры, попросив ту рассказать об инциденте с главной медсестрой.

- То же, что и с Академией, - Маргарет встала. – В глаза улыбочка, под юбкой диктофон. На той сломанной жизни, кстати, сука неплохо заработала, продав записи журналистам.

Направляясь к выходу из кухни, Маргарет сказала, что главная медсестра не позволила Джулии получить более высокую ученую степень, предназначенную для медсестер. Мисс Лестрандж отказалась дать ответы на важные вопросы. С экзамена её выгнали за наглое поведение и манеру перечить вышестоящим лицам. Она, в отличие от других «заваленных» кандидаток, не стала громко скандалить, просто ушла. А на следующий день в одной из крупнейших городских газет появилась убийственная статья о том, как медсестры Лос-Анджелеса получают профессиональные степени. Ассоциация медиков немедленно потребовала опровержения «отвратительной клеветы и вопиющей лжи», на что состряпавшая материал журнашлюшка, мило улыбаясь, предложила послушать очень веселый разговор, записанный во время экзамена.

- Главную медсестру уволили одним днем, даже до конца месяца не дали доработать, - Маргарет поставила ногу на нижнюю ступеньку. – Выкинули с позором, чтобы избежать громкого скандала. Её потом пришлось поместить в психиатрическую клинику, она не смогла пережить бесчестья. А твоя драгоценная мисс Лестрандж получила–таки степень. Ладно, сестра, я иду переодеваться. Сегодня мы проверяем мой дом.

Маргарет ушла. А Анжела долго стояла, пытаясь осмыслить и принять услышанное. Немыслимо, просто немыслимо. Семь тысяч в месяц за два часа работы в день?! И эта бледная немочь еще чем – то была недовольна?!

Пока она приходила в себя, отец с матерью тоже покинули кухню, сказав старшей дочери, что весь текущий день будет посвящен инспекции особняка семьи Бофорт. Дом, превратившийся в популярную местную страшилку, стоял закрытым уже шесть лет, посещали его только представители службы защиты детства, действовавшие в интересах Маргарет. Раз в неделю они обходили все комнаты, проверяли состояние систем отопления, воды и канализации, забирали письма из ящика, изредка делали мелкий косметический ремонт и регулярно наводили порядок. Но дальше мытья пола и протирки всех поверхностей от пыли не заходили, поэтому работы им хватит на целый день. Они заедут в супермаркет, чтобы купить новые тряпки и приобрести средства для дезинфекции, затем приступят к приведению родового имения младшей дочери в жилое состояние.

- Убери со стола, вымой посуду и вызови такси, - распорядился отец перед походом наверх.

- Такси не нужно, папа, - ласково ответила Анжела. – Тот водитель нас отвезет. Он же и в доме прибраться поможет.

Пока папа с мамой и сестрой готовились к выезду в город, Миллер до блеска надраила кухню, залила водой новую партию крупы, и помчалась в туалет, чтобы успеть причесаться и накраситься. Мама ей запрещала выходить из дома с «неприбранным» лицом.

Посмотрев на свое отражение, Анжела раздраженно поморщилась. Волосы безобразно выбились из укладки, под глазами залегли темные круги, лоб, не покрытый пудрой, блестит, щеки «радуют» взгляд новым оттенком серого цвета.

«А ты еще больше не спи по ночам, служа капризам мамочки и папочки».

Анжела, игнорируя рассудок, распустила волосы и сунула голову под струю горячей воды. Безумно хотелось в душ, а затем под одеяло, но она приказала себе не думать о пустяках. Смыла шампунь, отжала гриву полотенцем, и приступила к нанесению макияжа. Тональная основа, пудра, тушь, румяна и тонкие стрелки на верхних веках. Закончив «ремонтировать» лицо, тщательно причесалась, соорудив строгий французский пучок. Снова критически оглядела себя и мысленно похвалила. Вот теперь она выглядит безупречно, и родители могут ею гордиться.

- Долго ты еще намерена во сне мочалку жевать? – возмущенно привлек её внимание папа. – С твоими темпами мы до конца века никуда не уедем.

[Рингиллиан Эрде]

- Иду, папа! – Анжела, схватив сумку, бросилась на кухню, где вся семья ждала только её.

Отец встретил её появление привычным «не прошло и года», мама промолчала, барабаня пальцами по столешнице, сестра демонстративно глянула на часы, где стрелка подобралась к половине девятого. Миллер, извинившись, спросила, в какой магазин они поедут.

- Лучше ответь, почему ты носишь обручальное кольцо? Уподобилась Кертису, так? – в голосе матери зазвучал гнев. – За нашими спинами, даже в известность решила не ставить? Кто он?

Анжела объяснила, что никакого брака нет, они с давним её другом Саймоном притворяются супругами ради миссис Кирби. Чтобы она жила спокойно.

- Перед возвращением в Вашингтон я верну Саймону украшения, - пообещала Миллер.

- Зачем тебе ехать назад в столицу и отдавать младшему Кирби эти кольца? – тем же тоном продолжила мать. – Выходи за него замуж, и прилетай обратно домой.

- Почему? – Анжела чуть не упала в обморок. – Вы же с папой хотели обосноваться в Вашингтоне…

- Планы изменились, если ты не заметила, - сводная сестра встала и повесила на плечо миниатюрную сумочку. Папа с мамой будут работать здесь, я тоже больше не хочу мотаться по стране. Я устала.

Логика и здравый смысл сразу подняли головы, холодно спросив, каким боком тут Анжела, если жить и строить карьеру в Гарвардвилле будут родители, а Маргарет здесь же проходить обучение.

- Сядь, Анжела, - обманчиво ласковым голосом попросила мать. – Разговор у нас предстоит серьезный.

Миллер, заранее чувствуя беду, опустилась на краешек стула.

- Нас тревожит твое будущее, дочка, - пристально посмотрел на неё отец. – Мы с Кариной все утро, вместо заслуженного отдыха с тяжелой дороги, обсуждали, что нам делать. Как тебя спасти.

Анжела недоуменно заморгала, силясь понять, от чего её надо избавлять. Слово, между тем, взяла мать:

- Когда ты, пользуясь протекцией сенатора, сбежала в Вашингтон, бросив как нас, так и дом на произвол судьбы, то мы с твоим отцом разрешили тебе уехать, надеялись, что ты будешь достойна привилегии, носить фамилию Миллер, продолжая благородные традиции нашего клана.

Разрешили?! Только воспитание не позволило Анжеле сказать матушке, что именно они с папой трясли её, жестко подгоняли, требуя скорейшей смены места жительства и работы. Конечно, тогда её личные желания совпали с приказами старших, но изначально – то переезд в Вашингтон задумали родители, а вовсе не она! Это же они два года почти ежедневно (по телефону и в период отдыха) капали ей на мозги, спрашивая, когда она, в конце – то концов, покинет Гарвардвилль, в который ни папа, ни мама больше не хотят возвращаться. И вот теперь, после того, как она исполнила их распоряжение, её фактически винят в трусливом бегстве за собственной выгодой.

- Я и продолжаю, папа, - промямлила она, понимая, что быть катастрофе. – Меня же перевели сразу на руководящую должность…

Родители дружно расхохотались. Отсмеявшись, мать вновь посоветовала Анжеле не льстить себе, спуститься с Олимпа на землю и посмотреть в глаза весьма неприглядной реальности. Какой из неё шеф отдела, раз подчиненные отказываются выполнять её приказы?

- Как писал один поэт, из тебя только «умывальников начальник, и мочалок командир» (с) получился, - назидательно поднял палец папа – математик. – Извини, дочка, но пора тебе признать неприглядную правду. Ты работаешь из рук вон плохо. Как простой исполнитель ты еще худо – бедно справлялась, но Вашингтон отлично показал твое истинное лицо. Ты некомпетентна. Ты отвратительно руководишь людьми, они не считают тебя авторитетной личностью, позволяют себе игнорировать твои требования к ним.

Анжела возразила, напомнив, что когда речь идет о поручениях, связанных только с делами полицейского участка, сотрудники её распоряжениям следуют неукоснительно. Даже смутьянка Джулия. Проблемы начинаются, стоит хоть чуть – чуть выйти за рамки инструкций и контрактов. Те же переводы книг, статей и прочих материалов, нужных как Миллер, так и остальным офицерам. Джулия может потратить свое время, но раз в участке нет нужной ставки, и работа не оплачивается, офис-менеджер принимается раздраженно бухтеть, отказываясь сидеть сверх установленного графика. Личное время, мол, принадлежит только ей, и распоряжаться им она будет сама.

- О чём мы с твоим отцом и говорим, - свела брови мать. – Если бы ты пользовалась истинным авторитетом, если бы твои работники видели в тебе настоящего лидера, они не позволяли бы себе возражать в ответ на поступающие от тебя приказы. Ты так и не смогла привить людям понятия о патриотизме, долге и самоотречении на благо общества, дочь.

Далее последовала получасовая лекция на тему построения правильных отношений руководителя с рядовыми служащими. Из вылитой на Анжелу информации следовало, что прояви она нужные для истинного командира душевные качества, сумей она воспитать правильный коллектив, то ей достаточно было бы отдавать распоряжения, а затем строго спрашивать об их выполнении. И наказывать тех, кто не справился. В пример ей отец привел одного своего приятеля. Формально в его заведении существовал скучный офисный стандарт пять на два, на деле люди работали все семь дней в неделю с семи утра до десяти вечера. Посменно. Папин друг ввел дежурства на дому и запрет выезжать из города в период отпуска. Опирались в той фирме не на документы, основой служили устные указания начальника. Что он велит, то и будет сделано. Если он вызывает работника в его законный выходной, человек приходит, и опять-таки беспрекословно подчиняется. Слово «нет» в той фирме простые служащие забыли.

- А у тебя что? – горько рассмеялась мать. – Позор. Не того мы с твоим отцом ждали от своей третьей дочери. Ты в итоге всю семью осрамишь, Анжела. Пойми, дорогая моя девочка: ты работаешь очень плохо, не можешь повести за собой других людей, подчиненные не видят в тебе того, кого они обязаны слушаться. Поэтому, милая моя доченька, я настоятельно рекомендую тебе, пока еще не поздно, вернуться домой. Раз твоя карьера в столице сложилась столь плачевным образом.

Анжела сидела, чувствуя, как по её спине ползёт леденящий душу ужас. ПРИЕХАТЬ ОБРАТНО В ГАРВАРДВИЛЛЬ?! Снова занять место в том же полицейском участке, из которого она с такой радостью (уж будем до конца честны с собой) умчалась несколько лет назад?! Сесть на прежнюю должность под началом капитана Кирби?!

[Рингиллиан Эрде]

«А ведь из этой жопы есть отличный выход, не видишь его? Беги отсюда, дура, пока есть возможность. Ладно, ладно, не обращай внимания на свой собственный рассудок, мысли тем, что папочка и мамочка вложили».

Логика, ум и здравый смысл в тот момент взвыли хором, убеждая Анжелу последовать примеру старших брата и сестры. Разругаться и сбежать. Усыпить бдительность внешним согласием и также рвать когти, пока её не успели превратить в девочку для битья и халявную домработницу.

Но Анжела, будучи хорошей дочерью, покорно кивнула:

- Ты права, мама. Сразу по окончании отпуска я напишу прошение о переводе.

Отец взял лакированную трость, которой иногда пользовался на прогулках:

- Зачем тебе переводиться? Ты же выйдешь замуж за Саймона. С ним тебе вообще не нужна работа. Да и мы, твоя мама и я, богатые люди. Вообще увольняйся из полиции и становись личной секретаршей мамы, как ты ей давно уже обещала. Давай, милая, не тяни с правильным решением.

На минуту, этим личным секретарем должен был стать Кертис, но он бессовестно обманул родителей. А ей теперь расплачиваться за его лживый эгоизм.

«Он просто хотел жить своей жизнью. Соврал им твой брат потому, что эта парочка не оставила ему выбора».

- Ну, дочка? – забарабанила ногтями по столу мать. – Ты приняла верное решение? После отпуска ты уйдешь в отставку, раз уж не тянешь самостоятельную карьеру, и начнешь работать со мной, ты же давала мне слово. Заодно и дом в надлежащий вид приведешь. Всем принесешь пользу, милая. Так как, ты определилась, доченька? Ты едешь назад?

Анжела, в последней попытке вырваться из расставленного капкана, задала вопрос, касающийся Алексис. А что тогда будет с её непутёвой старшей сестрой? Ведь все обязанности, связанные с семейным особняком, родные собирались возложить на неё.

- Мы с твоей мамой и над судьбой Алексис думали, решали, как с ней поступать, - отец направился к выходу. – Пусть Алексис живет, как ей угодно. Она много лет назад отреклась от нас, даже имя сменила и фамилию, так что Лекси, если опозорится, утонет в одиночестве. А вот ты, хоть раз оступившись, загубишь всю семью. Конечно, ты можешь последовать примеру старших сестры и брата, то есть хладнокровно предать нас. Но я все, же хочу, чтобы ты поступила правильно.

Анжела с ужасом замотала головой, сказав, что она никогда не станет Иудой. Мать довольно кивнула и даже сделала ей комплимент:

- Правильно, не станешь. Кертис и Алексис погрязли в эгоизме, а ты совсем другая. Потому мы и хотим, чтобы вернулась ты, а не она. Ты умеешь, вести себя в приличном обществе, хорошо говоришь, ты получила серьезное образование и даже сумела некоторое время проработать на относительно высоком посту в столице. Жаль, что карьеру ты вытянуть не смогла. Анжела, я же не обидеть тебя хочу. Где успех и признание, раз служащие ставят под сомнение твой авторитет? Где уважение, если люди спокойно отвечают тебе отказом? Милая, найди мужество признаться в том, что самостоятельную жизнь ты провалила. Иди домой, дочь.

Как же ей в ту минуту хотелось, нет, не закричать, завыть, на весь чертов дом кузины Бесс: «Не хочу, оставьте меня в покое!!!»

Холодный рассудок, вроде бы замолчавший, проснулся в последний раз:

«Вали из этого дома, дура, пока есть шанс, а то до конца жизни будешь, подобно Алексис незадолго до её побега и суда, каждый месяц, первого числа, вымаливать у папочки и мамочки сто долларов на булавки. Родичи твои столь же регулярно будут тебе отказывать, ссылаясь на то, что ты не работаешь и плюшки типа новой кофты или помады тебе ни к чему. Или ты вообразила, что эти три упыря спасибо тебе скажут, если ты ради них похеришь карьеру и станешь домохозяйкой?»

Разум напомнил ей и об её отношениях с Леоном. Пока он называл её своим другом, но кто знает, кто знает.… Не вечно же Кеннеди будет холостяком.

«Ты не оставила надежду стать его женщиной, в идеале, женой, да? И как ты добьешься своей цели, если тебя оприходует страдающий зеркальной болезнью сынок капитана Кирби? Что, решила без боя отдать его ТОЙ, другой женщине? Ню - ню».

Короче, рассудок просто вопил, требуя послать родственников подальше, но вслух Анжела сказала:

- Конечно, мама. Только свадьба должна быть тихой, я боюсь за миссис Кирби. Кстати, где мы обоснуемся после моего возвращения?

Папа, уже из коридора, ответил:

- Ты у Саймона, как и положено жене, мы у себя.

А довольная мама тут же расписала Анжеле её день:

- Утром будешь прибегать к нам, я составлю тебе график, ты не волнуйся, вечером станешь уходить обратно к мужу. Работать, я думаю, тебе стоит у нас дома, твоя будущая свекровь может неправильно отреагировать на гостей. Знаешь, дочка, позже мы спокойно сядем и подумаем, хорошо? А пока идем за покупками. Кстати, захвати папку, она на столе.

Анжела плохо помнила, как они очутились на улице и сели в машину. Матушка, не здороваясь, отдала Савелию книгу и приказала заняться ею сразу, как он отвезет их по указанному адресу. Минут через пять, устав ехать в молчании, спросила, знает ли водитель кого – то, кто мог бы поработать над французским учебником:

- Я и сама в совершенстве владею языком, но сейчас у меня много других дел. Может, подскажете мне?

И тут Миллер, сама не понимая причину, выдала: